Полдень, XXI век (апрель 2011)

Худого о нём не скажу, везунчиком парень оказался. В первый раз благополучно вернулся с редкостями своими, и Степняк с артелью целёхонек пришёл. Через год парень ещё раз судьбу искусил. Тут-то судьба и сдалась. Не вывезла везунчика вдругорядь. И корабельщики, что с ним пошли, пропали все как один.

Ну вот. А наш-то наниматель себе на уме – ни на камни не смотрит, ни на рыбу. Мешок пустой на плечо закинул, шляпу эдак к голове притёр и ушёл вверх по ручью.

Мы корабль под тень скалы отогнали, чтобы, значит, сверху неприметно было. Затаились. На сушу ни ногой, огня не разводили. Лопали сушёную треску и даже воду из бочки брали, хоть она к тому времени и попахивать стала. Но я так скажу – лучше уж вонючую воду пить, чем с хозяевами островов лишний раз переведаться.

Вечер и весь следующий день прождали.

Вернулся он с мешком уже полным, а зачем ходил, промолчал.

– Теперь ходу, – говорит.

На парней покрикивать не пришлось, а на шхуну бесполезно. Медленно она из заливчика выползала. Но выползла.

5

Благополучно отвалили от островов, из течений прибрежных выбрались, а ночью позади нас небеса засветились. Сполохи играли, как в кузне, когда металл отбивают. По зиме так иной раз случалось, но летом… Мы сразу смекнули, что драконы беснуются. Косимся, значит, на кормильца нашего, чего ждать от оказии? А тот молчит.

– Догонят, мало не покажется, – вырвалось у Лучка.

Молодой он ещё, Лучок. Тут же затрещину от товарищей получил. Не положено нам заботу посторонним показывать.

– На юг пойдём, – сказал наниматель. – В буре укроемся.

Не зря мы, значит, о драконах подумали. Досадил он им чем-то. Крепко, видать, досадил. Но где укроешься? Бурей вовсе не пахло. Ветерок бы последний не распустить. Но я спорить не стал. Куда именно возвращаться, уговора не было – вернуться бы вовсе. А раз так, то за нанимателем последнее слово.

Я в море не первый год, а примет ненастья не разглядел. Но не соврал пассажир. Через час затемнело на юге, будто сопки из бездны повылезли и задымили разом. И что за буря, стало понятно. У нас такие Чёртовым Котлом называют. Чёртов Котёл он и есть – погибель верная.

Вот так и попали. Позади драконы, впереди тучи чёрные.

– Пойдём через бурю, – повторил клиент.

Через бурю, так через бурю. Как-то даже привычнее в волнах погибать. Огонь драконий всё же больней – я так думаю.

Для наших корабликов нет лучшего ветра, чем встречный. При попутном паруса в раскорячку ставим – шхуну бросает, руль из рук рвёт, а тут они прижаты, как крылышки соколиные, когда тот на пташку идёт. Говорите, и дракон так же делает? Верно. Учением познали или опытом? Впрочем, неважно. Мудрёного-то ничего нет. Против напора воздушного так удобней.

Нагнала нас стая на самой кромке бури. Уже и волны пошли стена за стеной, и свет померк, а ветер крепчал с каждым мгновением. Но мы-то видели – главная круговерть ещё впереди, а это так, присказка – казар пугать. Паруса не укрощаем, прём на рожон, спешим в самую чертовщину.

Драконы смекнули, в чём дело. Им-то мощь небесная крылья поломает быстрее, чем нам паруса порвёт. Стали они кругами ходить и быстро снижаться. Нам бы молиться, да молитвам не обучены, а просто так смертушки ждать тошно. Крепим такелаж, косимся опять на клиента.

Тут он из-за пазухи зверёныша достаёт. Маленький такой дракончик, но по виду сущий курёнок ощипанный. Тело голенькое, глаза – две бусинки красные, шейка тонюсенькая. Вот за шейку эту он зверёныша и подцепил. Да над головой поднял, вроде как чтобы виднее с небес было. А на руке жилы вздулись: мол, ринетесь только – хрусть, и нет родиночки вашей.

Зоркие глаза у драконов. Разглядели намёк. Петлю перестали на небе затягивать, но долго ещё сопровождали кораблик, пока ветер их не погнал обратно к Архипелагу.

Потом уж самая буря началась. Тут рассказывать нечего. Тот, кто пережил подобное, сам знает, а кого миновало, тот не поймёт. Шхуна ведь не купец какой-нибудь, у неё и в спокойный час палуба в локте от воды скользит, а во время штормов море по настилу гуляет.

Тот человек, заказчик наш, не из робких оказался. Люди сухопутные обычно или пугаются моря, в казёнке дрожат, или со страхом совладают. И тут, бывает, ругают море, кулаком небесам грозят, а бывает, молчат, постигают стихию. А этот, он с восторгом на бесноватое море смотрел. С эдаким вызовом. С хохотом.

Всему конец наступает, кончилась буря.

А мы что? Мы молчим. Слыхали, что в зверинцах у князей и царей далёких разную живность для потехи держат. Но чтобы драконыша умыкнуть, такого не представляли.

Не стали мы спрашивать, но как-то похолодели к клиенту, хоть удача ему сопутствовала. Зверёныша жалко. Мы ведь и тюленье дитё, бывало, брали на льдинах, и калана на привалах избивали, привычные, можно сказать, к хищничеству, а всё равно как-то не по себе. Драконы – твари разумные, и воля для них, что воздух.

Смотрю, киваете. Понятие имеете, значит.