Петрович понял все настолько хорошо, что рванул пулей. «Лэндкрузер» обогнул с другой стороны, чтоб ненароком не встретиться с поджидавшими его охранниками, кое-что разобравшими в крике Лаврентьева. У самого «БМВ» чуть не упал, но чудом удержался на разъехавшихся ногах.
Дальше можно было не смотреть, и Лаврентьев натянул перчатки. Вообще легко стало на душе – воистину, крик иногда помогает. Он со скрежетом всадил лопату под бетонную кучу и перевалил ее в яму – раз. Обалдеть, думал он, два куба одной лопаткой перекидывать! Взмокну – куда там сауна! – и вонять буду, как солдатская портянка. Придется заехать домой, помыться. Впрочем, все равно нужно заехать – не попрешься же в офис в грязных башмаках!
На его десятой лопате к ней присоединилась еще одна – подошел Чихоткин. На восемнадцатой отстранили его самого – Голубенко попросил подвинуться, и он пошел утрамбовывать бетон в перерывах между взмахами лопат. Да, яма ему никогда не нравилась, а ребята всегда казались «ничего». Они и оказались «ничего».
– Сергей Михайлович! – окликнул его Мартынов.
– А?
– Я схожу, принесу комбинезон? Ей он не нужен, а на баксы тысячи две стоит!
Лаврентьев кивнул, поправив.
– Три!
Три дня спустя Сергей Михайлович Лаврентьев, вдребезги разругавшись с собственным тестем, забрал жену и уехал в Прагу.
Майк Гелприн, Александр Габриэль
Виршители
Рассказ
Утро было сырым, промозглым и серым. Город, закутавшись в туман, досыпал, досматривал последние сны, дрожал крышами домов под осенней слякотной моросью. Ещё не вышли на мощённые булыжником улицы первые молочницы, ещё не менялась гвардейская стража у городских ворот, а виршитель Элоим был уже на ногах.
Ежедневный двухчасовой путь до мрачного, серого камня, строения, отведённого под нужды Ордена, Элоим проделывал пешком. Он разменял уже шестой десяток, и утренний моцион для поддержания здоровья был необходим. Кроме того, самые лучшие, самые сильные вирши Элоим сложил именно в утренние часы. Впрочем, это было давно, ещё при жизни виршителя Эдгара. Тогда Элоим был всего лишь молодым виршетворцем, он и мечтать не смел, что займёт после смерти Эдгара его место, возглавит Орден и станет вторым лицом в стране после короля.
Элоим, преодолев с десяток кривых узких переулков, вышел, наконец, к городскому парку, углубился в него и вскоре достиг заросшего лилиями и кувшинками пруда. Виршитель остановился, он всегда останавливался на этом месте. Пруд был его свиршением, проделанным в одночасье, экспромтом, сам король рукоплескал ему тогда и пожаловал орден Дактиля, первый из пятёрки орденов Размера.
Пару минут Элоим постоял, любуясь на свиршение, затем двинулся дальше. До здания Ордена он добрался, когда утренний туман уже рассеялся и сошёл на нет, а Город пробудился и вовсю перекликался людскими голосами.
У входа в здание Элоим остановился и склонил голову. Здесь в стену была вмурована латунная табличка с начертанным на ней эдгаровским виршем. Тем самым, знаменитым, отвратившим поразивший страну мор.
в который раз прочитал Элоим, хотя и знал вирш наизусть.
Он распахнул тяжёлую резную дверь, вошёл и по винтовой лестнице поднялся на второй этаж, к кабинету.
Виршетворец Эрмил, поджарый, подтянутый смуглый красавец с чёрными вьющимися волосами, падающими на высокий лоб, был уже на месте.
– К нам пришёл человек, виршитель, – доложил Эрмил, – дожидается со вчерашнего дня. Имя ему Элам.
– Что же этот Элам от нас хочет?
– Я задал ему тот же вопрос, виршитель.
– И что же?
– Сказал, что желает пройти экзамен на соискание.
– Вот как? – виршитель удивлённо поднял брови. – Я не видел имени Элам в списке выпускников Академии.