Поле Битвы

Детектив Брэдли повернулся к Рудольфу и поднял палец. И все. Он ничего не сказал и не двинулся с места. Брэдли был сложен как броневик, с лапищами как у гориллы.

Смазливый (даже со своими порно-усиками) Рудольф сразу затих.

Подержав свой палец поднятым еще немного, Брэдли кивнул и повернулся ко мне.

— Прошу прощения, мистер Дрезден. Лейтенант Столлингз просит вас прийти на консультацию.

— Звиняй, не могу, — ответил я. — Вам бы сейчас стоило искать укрытие на сильных позициях. Вы, ребята, разве не получили предупреждение Мерфи?

— Мы получили послание, — сказал Брэдли. — Но репутация у нее сейчас не слишком хороша, понимаете о чем я?

— Ну да. Из-за вас, придурков, — прорычал я, отнеся примерно 99 % сказанного на счет Рудольфа. — Что ж, скажи Столлингзу, что мой официальный совет как консультанта состоит в том, что ему, блин, лучше слушать каждое ее слово.

— Так я и знал. — заявил Рудольф Брэдли. — Это какой-то теракт, и он замешан.

Я уставился на него, одетый в грязный, промокший, порезанный костюм, который все еще пах мертвой рыбой и озерной водой, стоя на «типа украденном» двенадцатискоростном велике, и сказал:

— Ну да, блин, я прям Усама бен Ладен. Адские колокола, у меня нет времени на это.

— Вам стоит пойти с нами, сэр, — сказал Брэдли.

Тембр его голоса изменился. Похоже, он настроен всерьез. Он еще сменил стойку на боевую, но Брэдли явно был из тех парней, которые сообщают вам о своих намерениях. При этом я все еще стою верхом на велосипеде.

— Брэдли, — сказал я, — понимаю, ты сейчас делаешь свою работу. Но ты не представляешь, как сильно ты можешь сейчас испортить жизнь... ну... Всем. Вообще всем.

— Мистер Дрезден, — продолжил свою линию Брэдли, — вы и раньше приносили нам немало пользы. Вы знаете какова процедура. Просто идемте с нами. Через пару часов все закончится.

— У нас нет пары часов, — ответил я. А поскольку я тоже могу дать понять окружающим что собираюсь сделать, мой взгляд встретился с Брэдли — Ни у кого из нас.

Когда я так смотрю на людей, они отворачиваются.

Брэдли этого не сделал.

Говорят, глаза — это зеркало души. Все верно. Время, необходимое для того чтобы заглянуть кому-то в душу варьируется, но, похоже, у людей это работает тем быстрее чем они ближе к пику эмоций — а мы стояли в окружении миллионов людей чертовски близких к этому пику. Этакая благодатная почва для подобной связи.

Итак, я смог Увидеть Брэдли, и там, где он стоял, был не только человек в скромном костюме, но и ствол чего-то вроде дуба, такого огромного, что несмотря на кажущуюся приземистость, раскидистая крона его ветвей отбрасывала тень на территорию в разы большую чем та, что занимал источник тени.

Не нужно быть гением, чтобы понять, что я смотрю на характер этого человека — как он с флегматичной ответственностью несет бремя своего долга. Это не означало невосприимчивость к испорченности или чему-то еще — но, как это твердое дерево, за вычетом серьезных травм или болезней, его характер мог долго выдерживать немалую нагрузку. Этот образ ударил меня с силой, схожей с той, что можно ждать от сбивающей с ног морской волны. Пришлось сделать шаг назад, чтобы удержать равновесие, и постараться силой разорвать связь.

Я не знаю, как я выгляжу при Взгляде. Единственное зеркало человеческой души — это люди вокруг нас. Все люди, которым «посчастливилось» быть моими зеркалами, обычно не слишком позитивно реагировали на увиденное.

Брэдли издал резкий, задыхающийся крик, отступил назад, споткнулся и упал, неловко приземлившись на локти, вывернув при этом шею. Тяжело дыша, он замер на мгновение в этой позе.

— Какого хрена! — закричал Рудольф. Он распахнул свою куртку и взялся за рукоять пистолета в кобуре. — Какого хрена! Какого хрена ты с ним сделал, Дрезден?!

На всякий случай встряхнув свой браслет с щитами, я сказал

— Ничего! Просто дай ему минуту!

Рудольф вытащил пистолет и в панике прицелился в меня.

— Что ты, блин, сделал?!

Его палец был на спусковом крючке.

Рудольф был одним из тех благословенных идиотов, что считают мир «разумным местом». Несмотря на неоднократные столкновения с реальностью сверхъестественного во время работы в ОСР, он каким-то образом оставался невосприимчивым к этой самой реальности или, по крайней мере, изо всех сил создавал внешнее впечатление невосприимчивости. Думаю, это помогло ему писать реально хорошие отчеты, в которых сотрудники ОСР должны были привести паранормальные явления к наименьшему общему делителю, так, чтобы описанное уложилось во все «нормальные» категории.

Рудольф не был дураком. Вы не можете быть совсем тупым и стать при этом детективом полиции и хитрожопым политиком. Его отрицание было не столько функцией интеллекта, сколько полным отсутствием необходимого морального мужества — парализующей неспособностью смотреть ужасающей его правде в глаза.

Рудольф был трусом.

— Правила обращения с оружием, детектив, — тихо сказал я, не шевелясь. — Я недостаточно близко, чтобы добраться до тебя, а этот проклятый велосипед у меня между ног. Пока нет необходимости держать палец на спусковом крючке.