Поле боя - Арктика.

Этот летательный аппарат был одновременно похож и непохож на другие самолеты знамени­той «фирмы» Павла Осиповича Сухого: плавные изгибы сопряжения крыла и фюзеляжа, по лебя­жьему изогнутая носовая часть фюзеляжа, широ­кое «разваленное» наружу вертикальное хвостовое оперение. И вместе с тем было в нем нечто фу­туристическое — сразу становилось понятно, что к своим предшественникам новый истребитель относится как первый серийный реактивный бое­вой «Мессершмитт-262» к своим поршневым вин­томоторным собратьям.

Сама по себе обратная стреловидность в пред- серийном, а в перспективе — в серийном, а не экспериментальном истребителе уже была огром­ным технологическим прорывом. Такое крыло от­крывало перед летательным аппаратом массу со­вершенно уникальных возможностей: отличную управляемость на закритических и сверхкрити­ческих углах атаки, когда «нормальный» самолет попросту валится в штопор, управляемость на малых скоростях и, как следствие, замечательные взлетно-посадочные характеристики, понижен­ную радиолокационную заметность.

Но до сих пор обратная стреловидность реализовывалась исключительно в экспериментальных самолетах, таких как американский Х-29 и рус­ский С-37 (Су-47) «Беркут». Дело в том, что под действием набегающего потока воздуха обратно- стреловидное крыло стремится согнуться — это называется аэродинамической дивергенцией. Ре­шить проблему можно, только увеличив общую жесткость конструкции, а это чревато увеличени­ем веса. Но разработка и использование специ­альных композитных материалов успешно реши­ли такую проблему.

Кроме этого новшества, на самолете было еще много технических «изюминок», но сейчас они прятались под обшивкой и за непроницаемым остеклением фонаря кабины.

Рядом с истребителем были установлены стен­ды с различными приборами. Назначение боль­шинства из них было для подполковника Рощина неведомым. По экранам бежали зеленые синусо­иды, на компьютерных дисплеях отображались непонятные графики, таблицы и полигоны, а ру­ководили здесь люди в белых халатах — исследо­ватели, хоть и в офицерских званиях. Они про­износили какие-то одним им понятные фразы, пересыпанные техническими терминами. И Рощин почувствовал себя чужим в царстве яркого света и электроники.

— Юрка! Здорово!

Рощин обернулся на знакомый голос, который он чаще слышал сквозь треск и шипение стати­ки в наушниках летного шлема. Так и есть: через освещенную площадку широкими шагами к нему шел Олег Щербина, командир и ведущий пары, с которым они прошли и огненный ад воздушной войны за Донбасс, и ожесточенные бои в небе Ве­несуэлы над Карибским морем и джунглями.

А рядом с ним — еще трое молодых офицеров в летной форме. Остальные летчики звена супер­истребителей. Высокий светловолосый старший лейтенант, напоминающий чем-то самого Рощина в недавней молодости. Невозмутимый майор с восточными чертами лица и заметной проседью в черных как смоль волосах. И низенький капи­тан плотного телосложения.

Рукопожатие командира было как всегда креп­ким, плотно сбитая невысокая фигура излучала спокойствие и уверенность, но на виски лег пер­вый снег ранней седины. А глаза Щербины были все такими же — веселыми, прищуренными, с ис­коркой иронии в глубине. Они крепко обнялись.

— Вот и рассекретил ты меня, Юрка! Как жизнь? Подполковником стал, меня уже почти до­гнал по звездочкам.

— Да вам, Олег Николаевич, уже давно пора генералом быть!

— Вот, захотел спокойной жизни, отказался от полка. Мы с женой в Ахтубинск переехали, там я в ГЛИЦе ¹имени Чкалова окончил школу летчиков- испытателей. И понеслось...

— А почему все же режим секретности нару­шили?..

— Да все просто, завтра четверка вот этих кра­савцев, — Щербина махнул в сторону опутанного проводами самолета, — перелетает к вам, на аэродром Бельбек. Будем проводить очередной этап

¹ГЛИЦ — государственный летно-испытательный центр.

испытаний — взаимодействие с тяжелым атом­ным авианесущим крейсером «Слава». Но прежде будут еще боевые испытания оружия в сложных условиях рельефа местности и радиоэлектронно­го противодействия.

— А мы, стало быть, будем вас прикрывать...

— Да, так что знакомься с моим звеном: майор Жалол Рахимов, капитан Иван Акимов, старший лейтенант Евгений Соколов.

— Здравия желаю!

— Здравствуйте, товарищ полковник. Нам пол­ковник Щербина очень много о вас рассказывал.

Надеюсь, что только хорошее, — улыбнулся Рощин.

— Что вы, конечно!

Значит, будем вас прикрывать.

— Как в старые добрые времена: «Ведомый, держи хвост!» — улыбнулся Щербина.

— Понял, командир, не подведу!

— Слушай, Юра, ты как, на завтра какие-нибудь дела есть?

— Так выходной же...

— Слушай, оставайся у нас, посидим, за жисть, как говорится, побеседуем. Ребят погибших помя­нем...

— А давай! Столько времени не виделись.

те, а в номере неброской, но уютной гостиницы. Жилые комнаты на одного-двух человек находи­лись на самом верхнем подземном ярусе секрет­ного аэродрома в Крымских горах.

Щербина с хрустом «свернул голову» бутылке и разлил водку по рюмкам.

— Ну, давай — за встречу!

— Давай.

Звякнули рюмки. Закусив, Рощин указал на бу­тылку.