Поле боя при лунном свете

Действительно, в кого из двух зверей залепить ему этим камнем? В несчастного черного пса, вся вина которого в том, что он на узенькой дорожке споткнулся с моим закомплексованным дитем? В само это дите, которое для меня и впрямь дите? А кто же позволит в свое дите – камнем?

– Ни в кого! – гаркнул я в ответ, но Давид словно не слышал меня.

Прыгал, подкидывал камень, будто тот жег ему руки, и продолжал орать:

– В кого?! В кого?!

– В меня! – крикнул я, наконец. Тогда Давид плюнул и бросил камень на землю.

* * *

Груда земли росла в фонарном свете. Тяпка Шалома мелькала, как спицы в колесе мчащегося велосипеда. Только во сне, который пришел на смену мемуарному сну про Гошку и черного пса, это было еще быстрее, чем в реальности в тот вечер, когда не стало Гошки.

– Неси! – крикнул Шалом, обернувшись, и я схватил мешок с Гошкой. Как и тогда, в жизни, мне показалось, что Гошка там шевелится, но…что это? – он действительно шевелится. Вот на глянцевом боку мешка бугорок, будто кто-то изнутри тычется лапой. А вот уже из мешка слышен… не похожий на собачье поскуливание настоящий человеческий стон.

Жив! Я ставлю мешок наземь и раскрываю его. Оттуда на меня смотрит знакомое лицо перевернутым треугольником, с большим ртом… Игорь!

Но нет, это уже не Игорь… вместо него – черные, жесткие, как у Гошки, завитки… черная дыра посреди лба… настежь раскрытые умоляющие глаза. Я проснулся в слезах.

За десять дней до. 8 таммуза. (18 июня). 8:00

– Алло, Штейнберг? – переспросил Дамари, который, раз записав мою фамилию в список на кредит, решительно забыл, что у меня когда-то было еще и имя. Я плачу ему тем же – тоже кличу его по фамилии.

– Привет, Дамари, – брякнул я. – Что-то случилось?

– Случилось. Вчера весь вечер пытался тебя поймать, а твой мобильный был отключен.

Ну да. Отключен. Я и сам был отключен. Башка карусель напоминала. До постели еле-еле дополз. Хотя мобильный, конечно, зря отключал – вдруг бы Петя, Йоси или Изя-Большой Бухарец позвонили. Сейчас-то я начал соображать. А вот вчера насчет соображать были большие проблемы. Но не рассказывать же обо всем этом Дамари! Может, еще поведать что Игорь, которого я не раз защищал от него и с которым носился, как с писаной торбой, работал на арабов и заодно сделал мне сотрясение мозга?

– Так все-таки в чем дело?

– Вчера твой Игорь вечером вернулся в поселение. Его обнаружил армейский патруль в половине десятого, когда он вывалился из кустов на дорогу с ножевым ранением и потерял сознание. Вызвали амбуланс, отправили в «Бейлинсон», в реанимацию. Говорят, состояние тяжелое – сильно повреждено легкое.

Наступила тишина. Дамари молчал потому, что уже всё сказал, я – потому, что говорить был не в состоянии. Наконец выдавил:

– А… а кто его… А как он вообще сюда попал? Он же… он же в Тель-Авив…

– Ты, Штейнберг, не спрашивай, а слушай. Перед тем, как отправить в «Бейлинсон», вызвали равшаца. Равшац в свою очередь вызвал меня, чтобы удостоверить личность. Я звоню тебе, а у тебя закрыто.

– Об этом ты мне уже рассказывал!

– Об этом рассказывал, а вот самого интересного пока не рассказал. Мы с равшацем пошли к нему в эшкубит посмотреть, вдруг его вещи еще там – так чтоб в больницу передать. И знаешь, что мы там обнаружили?

– Дохлую крысу?

– Почти. Убитого араба.

* * *

Араб лежал задушенный посреди Игорева эшкубита. Вся асфальтовая дорожка от гастронома к эшкубиту была залита кровью. Как впоследствии выяснилось – кровью Игоря. Она же была и на ноже, который валялся рядом с трупом, очевидно выпав из руки террориста (а кто это еще мог быть?). Неподалеку лежали чемодан и рюкзак Игоря. Судя по всему, между молдаванином и ишмаэльтянином состоялась приятная беседа. Но содержание ее до поры до времени оставалось тайной – Игорь пока что молчал, а араб умолк навеки.

Что же там произошло? И зачем Игорь вернулся в Ишув из Тель-Авива? Вызван звонком или уж не знаю как – мобильного у него вроде нет? А может, не вызван, может, заранее договорился о встрече на территории Ишува. С кем? С арабом? Больше негде? И зачем тогда было ехать в Тель-Авив? Для отвода глаз? Хороший отвод глаз – два часа в один конец! И опять же – из-за чего они повздорили? Из-за серебренников, да простят мне аллюзию из соседней религии? А может, решили не платить бывшему агенту, а убрать, как ненужного свидетеля? Мавр сделал свое дело? В наших палестинах, да еще, когда речь идет о европейце, фраза эта звучит особенно забавно. И тут – из всех мыслей, псевдомыслей и мыслишек, как зернышко жареного арахиса из осыпавшейся шелухи, выскочил простой вопрос – а вдруг Игорь все-таки невиновен? Голова пошла кругом.

За десять дней до. 8 таммуза. (18 июня). 12:00