Фома поворотил коня и направился вслед за своими дружинниками. Мишку и повешенных несли городские стражники, присоединившиеся к отряду Фомы. Народ расступался перед атаманом, многие мужики снимали шапки.
Тысяцкий обратил к Бастрыку желчное лицо:
-Ты что же это, разбойник, а? Ты пошто не сказал мне, от кого посланы татары?
-Авдей Кирилыч! Вот ей-Бо, только нынче про Есутайку услыхал. Да он сбрехнул, прихвостень ордынский, штоб жизню спасти.
Бастрык мог спокойно божиться - ни начальника татарского отряда, ни толмача, он думал, уже нет. Другие много не скажут.
-Смотри у меня! - пригрозил боярин. - Воевода тебя пытать станет, дак ты того!..
-Авдей Кирилыч! Да рази я от своих слов откажусь? Плюнь ты на это дело. Ещё пожалеют, зачем нам помешали.
Авдей плюнул и двинулся следом за Фомой - объясняться с воеводой. Народ расходился, обсуждая происшествие: то-то будет теперь кривотолков! Чёрт дёрнул Авдея связаться с этими татарами, и кошель-то ихний теперь выложить придётся.
Бастрык приотстал, благо всадники Авдея обгоняли на тесной улице отряд Фомы. Повешенных везли на чьей-то телеге, рядом шла девушка, утирая глаза и что-то рассказывая стражникам. Едва глянув на неё, Бастрык испугался, как в тот момент, когда толпа, зверея, качнулась к месту казни.
"Дарья? Жива?! Так волкодав пропал не случайно?.." Бастрык почему-то думал, что девушка знает, кто натравил на неё пса - видела же его на подворье. А ну как пожалуется этому атаману?.. Бастрык почувствовал на себе взгляд, обернулся, но вокруг шли обыкновенные люди, каких теперь много в городе. Он спешился, чтобы не быть слишком приметным, - становилось не по себе. Уже не первый раз чудится Бастрыку, будто за ним следят. Может, украденная икона мстит? Хотел перекреститься, а рука не поднимается.
-Што, стража? - спросил мужик. - Обмишулились вы с Авдеем-бездеем?
-Мы - маленькие люди, как велят, так и делаем.
-Глядите, как бы вас, этаких-то маленьких, не удлинили на той же верёвке. Он, князь-то, разберётся.
Федька промолчал, ускорил шаг. "Што ей - в этих татарах? - думал, глядя на Дарью. - Отчего ревёт над ними? Может, Мишку знала? Уж не она ли навела на нас Фомку Хабычеева?.." Скоро незнакомая Федьке молодая женщина увела Дарью в боковую улицу. Тогда он догнал телегу, спросил стражника, о чём рассказывала девка.
-Шла с ними из рязанской земли. Говорит, везли они што-то нашему князю от Есутая.
Бастрыка ожгло. Кинулся к улице, где скрылись женщины, увидел их вдалеке, пошёл следом, думая: знала ли Дарья об иконе? Могла знать. От этой мысли Бастрык пришёл в бешенство. "Ну, змея, один раз ушла, другой не вывернешься". Он следил, пока женщины не скрылись в избёнке на окраине посада. "Может, сейчас, не откладывая?" Поразмыслив, решил дождаться темноты. Люди кругом, а женщин двое, может выйти шум, да и слишком он - приметен в кафтане стражника... Оборачиваясь, снова почувствовал на себе взгляд, хотя ни один из прохожих не вызвал подозрений. К дому ордынского купца возвращался верхом. Там сейчас двое его подручных, которые ни о чём не ведают. Ему, пожалуй, нет нужды дожидаться вызова воеводы - как пришёл, так и уйдёт. Бастрыку больше никто не нужен. С иконой Федька Бастрык сумеет устроиться, а на первое время есть и золотишко, есть и серебро. Только убрать эту змею Дарью... Подъезжая к воротам, услышал оклик с соседнего подворья:
-Эй, страж, зайди-ко.
Сутулый дед смотрел из ворот, приглашая. Стражникам не положено отказываться, когда их зовут, однако Бастрык плюнул бы на приглашение, если бы дед не смотрел так, словно за его спиной лежала груда серебра.
-Што те? Говори.
-Да ты зайди, не для улицы разговор-то, а для тебя.
Поколебавшись, Бастрык спрыгнул с лошади, вошёл в ворота, и они затворились за ним.
-Оставь коня, подь в избу, - пригласил дед. - Тут беглый ордынский купец кой-чего оставил. Такого ты вовек не видывал.
Бастрык поднялся на крыльцо, прошёл за хозяином в сени и они затворились.
Через час от воеводы Мещерского по душу Федьки примчался посыльный. Но Бастрык пропал, и ни один из его стражников ничего не мог сказать о Федьке Бастрыке после того, как он исчез с места казни.
В Коломне звонили колокола, и от городских ворот вдоль московской дороги толпились возбуждённые люди - полк великого князя вступал в город. В начищенной меди труб городских сигнальщиков пылало полуденное солнце, белели чистые рубашки мужиков, цветами пестрели летники принаряженных женщин, блистали доспехи бояр, ухали тулумбасы, кадили и пели попы, и катились над толпами приветственные клики. Рядом с епископом Дмитрий проехал к церкви Воскресения, где состоялось торжественное богослужение. А через западные, серпуховские, ворота в город вступали полки Владимира Серпуховского и Фёдора Белозёрского. Войска проходили через город к берегу Оки, на Девичье поле, где стояли рати народного ополчения. На следующий день, с утра, Дмитрий назначил общий смотр.