Поле Куликово (СИ)

-Сан - на мне, государь. Так уж вышло - не расстрижен доныне. Вечор был у епископа Стефана. Просил: хочу в рясе, с крестом в руке стать в битве. Дозволил...

Дмитрий покачал головой и рассмеялся:

-Ай да православная церковь! Попа в разбойниках пятнадцать лет держала и греха в том не видела. Вот бы чьё житиё-то составить: святого разбойника Фомы Хабычеева!

Бояре тоже посмеивались.

-Ну, какой ты - поп, Фома? - спросил Боброк. - Ты же - разудалый атаман. Тебе бы казаком сидеть на порубежье али начальником воинской сторожи. Иди на службу к нам, сотского я тебе сей же час обещаю. А там до боярского чина не далеко.

Фома, однако, оставался строгим, бояре тоже посерьёзнели.

-Не сердись, отче, на наши шутки, хотя в них - немало правды, - сказал Дмитрий. - Помню я твою беду, помню, как по Руси ходил со словом, народ против Орды бунтовал. И то мне ведомо, что ты в жизни курчонка не зарезал, да и в твоих набегах ни единый человек не убит, кроме ордынцев да иных наших врагов. И твоё желание с крестом в руке умереть на поле брани уважаю. Но ещё нужен ты мне как воинский разведчик. Станем лицом к лицу с Мамаем - надевай рясу. А пока делай, что велю.

Не для Фомы - для бояр говорил всё это князь: пусть знают, что не душегуба он пригревал под своей рукой, но витязя добра и справедливости, тайного воина Москвы, который ежедневно рисковал умереть в петле или на плахе, как разбойник...

Когда остались Бренок, Боброк, Серпуховской и другие самые ближние, Дмитрий облокотился на кленовый стол, посмотрел в лицо каждого и произнёс:

-"Сто и пятьдесят тысяч... Поздно осенью, когда замёрзнут реки... Держи войско и не распускай до весны. Ясак не поможет..." Что скажете, воеводы?

-Я думаю, - сказал Боброк, - враг не стал бы уговаривать нас держать войско до весны.

-И я так думаю. К тому же мы от верного человека знаем, что Есутай ушёл от Мамая не по добру... Сто тысяч ордынцев и пятьдесят - союзники, число тоже совпадает с нашим. Ягайло и Олег - то само собой. И требование старой дани - лишь предлог. А вот эта новость немаловажная для нас: хотел Мамай зимой пройти по Руси. Летом он боится с большим-то войском застрять в наших болотах и реках. Да мы его ждать не станем. Завтра после смотра - в поход. Вельяминов подождёт у Лопасни, Ольгердовичей мы направим ближе к Непрядве - пусть они Ягайлу ещё попридержат вдали от Мамая. И чем скорее мы пойдём, чем дальше от нашей земли перехватим Мамая, одного, без союзников, тем - лучше.

-Ясно, государь, - за всех сказал Бренок.

-Теперь - в лагерь, к своим полкам. Отныне и до конца похода князья и воеводы - там, где - войско.

Тихое, в туманце, вставало утро над Коломной. Дмитрий плохо выспался, но его возбуждение не проходило. Вчера он даже словом не обмолвился перед воеводами о своей готовности к двум решениям, но то и другое держал в себе, и только смотр оставит одно. Нетерпение погнало его от заутрени в поле, хотя войска ещё только строились.

Миновали посад, уже докатывался гул, и снова волнение пронзило его существо до холодка в пальцах - на крутобережье Оки, по всему Девичьему полю, стояли войска...

Когда Дмитрий с дружиной появился перед полками: волны прошли по рядам красных щитов. Тысячи голов повернулись к нему, и снова, будто сверкающая рябь прошла по стальной глади. Солнце разгоняло туман. Его лучи высветили все цвета войска, и Дмитрию в полной красе предстала русская рать.

Полки выстроились в том порядке, в каком предстояло им двинуться в поход. На правом крыле посотенно сомкнул конные шпалеры сторожевой полк - пять тысяч боярских детей со слугами, одетыми в воинскую справу. Служилые люди великого князя, профессиональные воины, большинство которых ещё в детской люльке играли ножнами отцовских мечей. Выросшие под звездой войны, они закалились в битвах с врагами Москвы - молодая и организованная сила нарождающегося государства. Ей предстояло ещё занять в нём главенствующее положение, уничтожив старых бояр или отодвинув их на задворки. Все боярские дети, как один, - в железной броне, на добрых конях, с полным вооружением конного витязя. И их слуги мало уступают господам. Разве только нет дорогой чеканки на оружии да не в тонкие сукна, шелка и аксамиты наряжены, а в холщовые порты домашней работы. И главное оружие слуг не меч, но дальнобойный лук или самострел.