Поле Куликово (СИ)

И пришёл миг, когда старый боец споткнулся. Золотисто-рыжий присел, почти коленями упираясь в корневища, ринулся вперёд, и тёмно-серый великан оторвал от земли передние ноги, - казалось, он хотел встать на дыбы и перескочить через противника, но рога ещё были сцеплены с вражескими. В этом положении он и пополз назад, потом с усилием оторвался, метнулся в сторону, ударился о куст лещины, открыв бок и притенённый потом белый живот. Золотисто-рыжий зверь ринулся вперёд, и все шестнадцать костяных копий, венчавших его "лопаты", вошли в брюхо вожака; удар опрокинул старого лося в сломанный куст; Таршила видел лишь, как забились, задёргались в воздухе задние копыта, а золотисто-рыжий горбатился над кустом, давил, бил, катал, и жалкое мычание дорисовывало картину... Потом сохатый вырвался из куста, задирая окровавленные рога, обошёл поляну, послал в лес рёв, на который от ближнего болота отозвалась самка. Победитель кинулся на её зов.

"Ах ты, зверина! - шептал Таршила, дрожа от обиды за вожака. - Ах, ты, басурман бессердечный, семя злое, сатанинское! Одолел - твоё счастье, но зачем до смерти убил сородича, который тебя же сызмальства хранил от зубов волков да от когтей рысей? Погоди ужо, волчье отродье, начнётся охота - получишь ты от меня в бок стрелу ".

Не раз видел Таршила прежние схватки вожака. Одолев соперника, тот не зашибал его насмерть; стоило тому побежать, как старый бык останавливался, трубным голосом оповещал лес о новой победе. А этот золотистый вражина, гляди, всех быков в лесу перепорет. Лишь когда, забросав тушу валежником, сбегал в село и вернулся с мужиками за мясом, подумал, отходя: "А может, так надо, чтобы не мешал старый, теряющий силы зверь молодому?" Минувшей зимой ему с двумя охотниками представилась лесная драма во всей жестокости. Та же волчья стая, заметно выросшая, окружила стадо сохатых, уменьшенное большой боярской охотой. Самки и взрослые быки прижали телят к стене подлеска, бросались во все стороны, отгоняя наседающих хищников, копыта мелькали в воздухе. Сохатые не убегали, понимая: на глубоком снегу волки скоро начнут настигать и рвать их поодиночке. Но хищники всё ближе подступали к молодняку, телята метались. Охотники спешили, прячась за деревьями. Следовало подойти на выстрел из лука, не спугнув зверей, иначе волки начнут погоню, за которой людям не поспеть.

Лоси дрались, загоняли телят в круг. Но вдруг... С рёвом на поляну вырвался из леса серый смерч, и Таршила признал молодого вожака, несмотря на его изменившуюся окраску и отсутствие рогов. Лосиный князь ринулся в гущу. Волчья засада попытались перехватить его, но он на всём скаку оборотился, и один из хищников, перехваченный на лету страшным ударом, пластом упал в снег. Второй волк прыгнул на загривок быка, рванул зубами мясо, но от толчка плеча покатился в снег, и два передних копыта ударили по нему враз. Третий проскочил мимо, не осмеливаясь напасть, стая завертелась на поляне, а бык, не обращая внимания на лязгающие возле горла клыки, погнался за матёрым волком, настиг у опушки и вбил в сугроб. Волки рассыпались. Вожак, всхрапывая, обежал стадо сородичей и повёл в осинник, косясь на мёртвые серые комки в забрызганном кровью снегу. Понял Таршила: ещё лет семь он может быть спокоен за стадо лосей в звонцовских лесах. Особенно же после того, как подсмотрел новые брачные бои золотисто-рыжего. Теперь он поступал с побеждёнными соперниками, как и прежний вожак.

В полдень звонцовские ратники встретили отряд из соседней волости, соединились. Зимой дорога сама несёт путника, но летом - трудны пути на Руси и опасны. Трясёт, ломает телеги на корневищах и гатях, по ступицу вязнут колёса то в песке, то в жиже болот. Редки - мосты через реки, но и те, что есть, того и гляди, обрушатся под ногами. Поэтому не любят вороги ходить на Русь летом. Русскому же человеку к своим дорогам не привыкать. К вечеру обоз утрясся, лишь у одной брички сломалось колесо. Его быстро заменили, а хозяин, Сенька Бобырь, получил нагоняй от Фрола. Поскольку с Сенькой пострадал и Филька (они, опорожнив Сенькину баклагу, присели на возок, задремали, напоролись на пень да и вывалились), мужики смеялись: "Где Бобырь да Кувырь - там кувырки да шишки". На привалах мужики, подчиняясь приказу старосты, первым делом осматривали повозки и коней, проверяли упряжь и поклажу, поэтому шли скоро. Ночевали у околицы лесной деревеньки о двух дворах, стали лагерем с охраной, как подсказал Таршила, занявший место военного советчика при старосте. Видно, не без влияния Таршилы звонцовский начальник оказался во главе объединённого отряда; мужикам это льстило. Фрол никому не велел отлучаться из лагеря, позволил только сходить за водой да принять две корчаги молока от деревенских женщин, накануне проводивших своих мужиков в Коломну. Когда при свете костра ратники, сняв шапки, уселись возле котлов, Сенька, поставленный в охрану, привёл двух оборванцев. Стянув шапки, они опустились на колени перед Фролом. Заросшие худые лица, сухие голодные глаза, грязное тело, просвечивающее под рванью.