– Правительство, даже в изгнании, не может оставаться в стороне от важных решений. Один Помпей не имеет права вести войну от имени Рима. Без нас его действия законны не более, а то и менее, чем действия Цезаря.
Цицерон подался вперед и сердито поглядел из-под кустистых бровей:
– Более года, Светоний, мы мирились со скверными условиями жизни и непочтительным отношением. Наши семьи жалуются, они хотят вернуться в Рим, но мы требуем, чтобы они терпели, пока в Риме не восстановится законная власть. И ты думаешь, теперь нам нужно держаться подальше от событий? – Цицерон кивнул в сторону шумного зала. – Здесь есть люди, которые разбираются в тонкостях науки и культуры, в том, что так легко может погибнуть под солдатскими сапогами. Среди них правоведы и математики, способнейшие люди самых знатных семейств Рима. Разве помешает иметь умные головы, когда у тебя противник, подобный Цезарю?
Спорить Светонию не хотелось, хотя будь его воля – ушел бы от сенаторов и не оглянулся. Он глубоко вздохнул, робея перед гневом Цицерона:
– Пусть это лучше решает диктатор, господин. Помпей искусный полководец.
Цицерон рассмеялся лающим смехом, и Светоний вздрогнул.
– Все не так просто. Ведь Цезарь ведет
– Возможно, возможно, – кивнул Светоний в надежде унять собеседника.
Но от Цицерона было нелегко отделаться.
– Ты настолько всех презираешь, что даже не желаешь спорить? – приставал он. – Что, по-твоему, произойдет, если победит Цезарь? Кто тогда будет править?
Светоний надулся и покачал головой:
– Он не победит. У нас…
Тут Цицерон громко фыркнул, и Светоний замолк.
– Мои дочери и те умнее тебя, честное слово. На войне ничего нельзя предвидеть. Ставки слишком высоки – нельзя просто столкнуть армии, чтобы они сражались, пока не перебьют друг друга. Рим тогда останется беззащитным, и его враги смогут прийти и спокойно разгуливать по Форуму. Ты понимаешь? Когда придет конец произволу и борьбе амбиций, нужно, чтобы уцелела хоть одна армия.
Лицо Светония ничего не выражало, и Цицерон вздохнул:
– Что нас ждет в этом году? Или в следующем? Если мы одержим победу, Цезаря не станет – кто тогда сможет ограничить власть Помпея? Вздумай он стать царем или императором и отвергнуть республику наших отцов или отправиться завоевывать Африку – не найдется никого, кто посмел бы остановить диктатора. В случае победы Цезаря случится то же самое. Независимо от исхода войны, итог получается скверный. Поэтому, когда один из них победит, а другой проиграет, нужно как-то поддерживать равновесие. Тогда мы и пригодимся.
Светоний продолжал молчать. В словах Цицерона ему слышался страх, но опасения старика его только смешили. Ведь если победит Помпей, Светонию тогда благодать – ему и империя не страшна.
Армия Цезаря малочисленна, ей грозит голод. Предположение, что Помпея могут разбить, просто оскорбительно. Светоний не сдержался и уколол:
– Может быть, для твоих замыслов, господин, нужны люди помоложе?
Старый сенатор смотрел твердо:
– Если время мудрости для нас миновало – да помогут нам боги!
Брут и Сенека ехали рядом во главе легионов, растянувшихся на многие мили по полям Греции. Сенека молчал – видимо, размышлял о приказах, привезенных Лабиеном. Казалось бы, вести такую многочисленную армию – большая честь, но оба понимали, что это лишь испытание на верность, пройдя которое они, скорее всего, останутся на поле боя навсегда.
– Зато нам не придется шагать по дерьму, как остальным, – сказал Брут, оборачиваясь к Сенеке.
Сенека выдавил улыбку. За каждым легионом шли тысячи голов вьючного скота. Воинам, идущим в хвосте колонны, действительно придется несладко.
Где-то впереди ждут войска, которые высадились в Орике; их ведет военачальник, чье имя стало для армии символом победы, а почти каждый солдат – галльский ветеран. Несмотря на их малочисленность, лишь немногие из сторонников Помпея не понимали, что сражения предстоят долгие и кровопролитные.
– Думаю, Помпей хочет нашей гибели. – Сенека говорил совсем тихо, и Брут едва слышал. Встретившись взглядом с командиром, юноша пожал плечами. – Когда я вспоминаю, сколько всего случилось после Корфиния… Не хотелось бы, чтобы ради проверки твоей честности нас убили в первую же минуту.
Брут отвел глаза. Он уже много об этом думал и никак не мог прийти к решению. За ним почти по пятам двигается Четвертый легион Лабиена. Приказ Бруту дан недвусмысленный. Допусти он какую-нибудь вольность – и его уничтожит собственный тыл. Лабиен колебаться не станет, даже если сорвет тем самым атаку Помпея. Бруту очень хотелось обернуться и посмотреть – наблюдает ли за ним Лабиен? Так же как и в Диррахии, Брут чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, и это начинало действовать ему на нервы.