Вскоре в просвете в волосах открылся ее глаз, посмотрел вверх и остановился на нем. Джеймс почувствовал на щеках дыхание жены и рассмеялся. Эль тоже – пустым, легкомысленным смехом. Они бросали вызов тьме, чтобы она не породила нового Уильяма Тэппа.
«Чему мы смеялись?»
«Не знаю».
Увидев последнюю молнию, они начали считать секунды до раската грома, но он не прогремел. Осталось лишь взболтанное небо и немного колючего косого дождя. Примерно в это время прибыл второй ответивший на вызов полицейский – патрульный штата Дэнни Хэтчер, которому пришлось добираться от шоссе, и теперь фары его автомобиля заметались по долине, как прожектора на вышках лагеря для военнопленных. Джеймс не верил в их существование, пока не увидел тени на лице Эль, потому что она была для него единственной реальностью в мире.
Началось со скромной распечатки полудюжины фамилий, прикнопленной к доске объявлений в коридоре на втором этаже полицейского управления Лас-Вегаса. Список рос на две-три фамилии в день по мере того, как устанавливалось соответствие зубных карт трупов стоматологическим картам пропавших десятилетия назад лиц – в большинстве похищенных по ночам из своих домов или с мест несчастных случаев. Айдахо. Вашингтон. Луизиана. Техас. Очень много из Невады и Нью-Мексико, жители которых направлялись по ложному объезду. Если возникали сомнения, что линию жизни насильно оборвали, проводился анализ ДНК, и на доске появлялись новые группы фамилий. Самая недавняя – убитая в прошлом году семья, включая десятилетнюю девочку. Накануне коридор превратился в возникшее само собой, невиданное здесь место поминовения со свечами и белыми, как мел, букетами цветов. Иногда детективы зажигали фитильки, и воск растекался по линолеуму радужными лужицами. Уборщики не решались здесь что-либо трогать. Новые фамилии добавлялись сверху, а имена первых опознанных жертв с наименее поврежденными телами перемещались в конец трехстраничного списка, который выглядел как длинный кассовый чек.
Сара Харрис
Эшли Харрис
Лерой Барк
Глен Флойд
Всякий раз, когда Джеймс смотрел на бумагу, ему казалось, будто он видит себя и Эйлин в назначенных для них местах. Не мог представить, что именно он оборвал цепь насилия – легче было поверить, что ничего подобного не случилось.
«Пятьдесят семь. Включая тебя».
С результатами этого утра итоговая цифра достигла тридцати девяти, но сержант, с кем Джеймс накануне пил кофе, считал, что число подтвержденных лиц не доберется до пятидесяти пяти. Преступления разбросаны по слишком большой территории, находящейся в ведении различных властей, и по хронологии тянутся в далекое прошлое. Поврежденные огнем и временем останки никогда не будут опознаны. Другие вообще не обнаружат. Жизни, лица и помыслы погребены в песке. И ради чего?
По всем отзывам, шериф Тэпп был совсем не подарок. Профессиональные полицейские из Мосби вспоминали о нем как о суетливом толстячке – нечто вроде духовника Робина Гуда, брата Тука, только в форме, – неспособном общаться с людьми, которые в свою очередь отвечали ему тем же. В социальном отношении не человек – иприт, охарактеризовал Тэппа сотрудник дорожной полиции из Прима. Его избрали два года назад, протащив восемнадцатью голосами. Служба из двух человек работала неэффективно, чем они занимались, никто не проверял. Тэпп накопил долг по кредиту свыше шестидесяти тысяч долларов, покупая, главным образом в Интернете, всякие стрелковые штуковины с длинными техническими названиями и превосходными отзывами пользователей. Никогда не был женат, в семидесятые годы отчислен из вооруженных сил по состоянию здоровья. Однокомнатное жилье под водонапорной башней Мосби имело вид студенческого общежития в сентябре перед заездом новых учащихся: стены побелены, на полу ничего, в холодильнике яблочный сок и энергетические напитки, постель убрана, подушка взбита в ожидании его возвращения.
Тэпп не был демоном, но и не вполне человеком. Он был нечто. Неудивительно, что оба Коала – по-детски недоразвитых мужика – оказались в сфере его притяжения.
Да, он был нечто.
Эль взяла Джеймса за руки и тихо выдохнула в затылок:
– Пойдем.
В пять минут восьмого здание гудело от булькающих кофеварок и хлопающих дверей. Город за окном еще находился во власти серых и свинцовых оттенков, но скоро восходящее солнце раскрасит его. Эль снова потянула мужа за руку, на сей раз нетерпеливо, и он, повернувшись спиной к святилищу, дал себе слово нанести шерифу самую страшную обиду – навсегда забыть о нем.
Асфальт шоссе раскручивался до самого горизонта.