Полесские робинзоны. ТВТ

- Сразу видно, что здесь живет бывший тэвэтэтовец, - заметил я.

- Почему бывший? - в шутку обиделся Борис Иванович. - Наш вожатый говорил, что тэвэтэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти останутся действительными членами Товарищества воинствующих техников.

- А вы и сейчас считаете себя тэвэтэтовцем? Борис Иванович шутливо развел руками и покачал головой:

- Ничего не сделаешь. Даже если бы и хотел, то не мог бы избавиться от этой привычки. С той лишь разницей, что очки теперь не записываю.

Потом добавил серьезно:

- Я считаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся такими «тэвэтэтовцами». Ну, а если еще попрактиковался в детстве, то, конечно, назад не пойдешь. У меня и до сих пор еще сохранилась книжка «ТВТ».

- Неужели?! - даже подскочил я.

Дело в том, что я давно уже искал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог найти, так как фашисты во. время оккупации уничтожили паши библиотеки. И вот счастливый случай помогает. Борис Иванович немножко удивился, что я так заинтересовался этой книгой, достал ее и подал мне. Книжка была такая потрепанная, что и хранить-то ее не было никакого смысла. Я сказал об этом Борису Ивановичу.

- Как же мне не хранить ее, - возразил он, - если тут про меня самого написано? Смотрите, даже в названии:

«… как Цыбук добывал очки».

- Так вы… вы… Цыбук? - прошептал я.

- Как видите, - ответил он, видимо, довольный, что его имя произвело такое сильное впечатление, а затем спросил: - Неужели вы так хорошо знаете и помните эту книжку?

- Знаю… помню…- говорил я, перелистывая книжку, а сам думал: сказать сейчас же, почему я помню, или подождать? Если скажу, то его отношение ко мне сразу изменится. Лучше я порасспрошу его хорошенько, пока он не знает, кто я такой.

Что я его не узнал, ничего удивительного в этом нет: между двенадцатилетним подростком и двадцатисемилетним молодым человеком очень большая разница. Да и ему, понятно, нелегко было узнать человека, которого видел когда-то в детстве раз или два. Разговаривал я с ним, кажется, только один раз, а все сведения собрал от других.»

- Как вы считаете, - спросил я наконец, - правильно ли автор написал про вас?

Он улыбнулся.

- Как вам сказать? Вообще правильно, а в отдельных местах - много неправильного. Вот, например, он пишет, что я был какой-то пассивный, невнимательный, ничем не интересовался. Это автор выдумал, или ему кто-то неправду сказал. Мне кажется, я всегда был таким, как сейчас. Затем автор приписал мне много очков, которых я не зарабатывал, и много слов, каких я не говорил.

- А насчет вашей заядлой охоты на очки? Насчет «реестра»?

Цыбук весело рассмеялся:

- Что касается очков, то я действительно гонялся только за ними и если что делал, то только ради них. И «реестр», правда, мне выдали. Я тогда не знал, что они надо мной шутят. Но автор прибавил в этом реестре добрую сотню очков.

- А вы не обижаетесь на него, что он кое-что выдумал?

- Нет. Все-таки, когда читаешь книгу, этот Цыбук представляется симпатичным хлопцем. Чего мне обижаться? Наоборот, я очень благодарен ему.

- А вы встречались с автором, разговаривали с ним?

- Разговаривал я с ним всего один раз. Он, кажется, немножко похож…тут он внимательно посмотрел на меня и встал. - Извините, а может… это вы?

- Да, это я…

Дальнейшее уже не интересно для читателя. Скажу только, что Цыбук выручил меня и дал свою книгу. Значит, я не напрасно трудился, уделяя ему столько внимания в своей книге.

Ему же за это я обещал несколько экземпляров нового издания.