Полесский шаман

Одну руку он убрал, уперся о спинку кровати, вторую положил прямо на вмятину. Закрыл глаза. Я услышал шепот рядом с собой. Тихоновна сидела с закрытыми глазами, и тихонько молилась про себя. Часы отбивали секунды. Пять, десять минут. Ничего не происходит. Вот засада, это был самый длинный, самый скучный урок в моей жизни. Включая университетские годы. Тихоновна периодически перестает шептать, но потом начинает снова. Приблизительно через час, Сергей пошевелился и открыл глаза. Залпом выпил вторую чашку воды.

— Это еще не все, — хрипло сказал он, растирая ладони, — сидите, отлично идет.

Он положил руку на травму, и снова погрузился в нирвану. Еще час. Тик-так. Черт, наверное, все гвозди этого стула перевернулись, и впивались мне в пятую точку. Все были заняты делом — Серега лечил, Тихоновна молилась. Только я мучался от безделья. Наконец, догадавшись, я достал телефон, и, отключив звук, погрузился в компьютерную игру.

— Пфф… Все — прохрипел Сергей, открывая глаза. — На сегодня, все.

— Как…? — нервно спросила женщина, прекратив молиться.

— Спит Андрей. Пусть отдыхает, — сказал Сергей, его голос понемногу восстанавливался. — Где-то на треть вытянул.

И правда, мало того, что глубина вмятины заметно уменьшилась, так и сама она, кажись, стала меньше по диаметру.

Тихоновна плакала. Однако Серега не стал ожидать. Быстро попрощался, сославшись на усталость. Пообещал, что завтра продолжим.

Смеркалось. Мы шли вдоль дороги. Серега рассказывал мне то, что осталось за кадром.

— Представь себе рассыпанное просо. Собираешь его по крупинке, и конца и края нет. И отвлечься нельзя. Напряжение дикое. И все чешется. Знаешь, как возвращается чувствительность, как бывает, когда отсидишь ногу, а потом встаешь? Зато когда освобождаешь сосуд, чувствуешь, как через него, чуть ли не с журчанием, начинает бить кровь… Фу, ну и вымотался я!

Сзади нас догнал припозднившийся грузовик. Водитель сжалился над двумя путниками, тормознул на обочине. Через несколько минут мы уже были в лагере.

Первое, что я увидел, был Леник, сидящий на перевернутом ящике и уплетающий шашлыки.

— Беру свои слова обратно, — промычал он с забитым ртом. — Хозяин — мировой мужик.

Он поднял большой палец, продолжил:

— Видать, раздал люлей за то недоразумение за обедом. Вечером принесли тушенные куриные ножки, одна в одну. И заливное! Заливное, мать его, прикиньте! А потом вот, шашлыкасы.

— И ты все никак торбу не набьешь? — спросил Сергей.

— Свои я давно уже съел. Это ваши. Пришлось охранять, чтобы ни одна падла не стянула.

— А сам чего тогда жрешь?

— Это штрафные, за опоздание.

— Отдай сюда, — Сергей забрал оставшиеся шампура, разделил поровну, половину протянул мне. — Где ночевать-то будем?

— В деревне, у деда одного. Все уже договорено.

Гентоса нашли возле сруба. Тот складывал инструменты и материалы в помещение. Тут же нас дожидалась кастрюля с остатками ужина.

— Было еще заливное. Как наш холодец, только по-французски, — сказал Гена. — Но сильно оно нежное. Вы же свалили куда-то с концами. Пришлось с Леником разделить, чтобы не растаяло.

— Ну что, готовы? — спросил он, закрывая дверь на ключ.

— Поехали, — ответил я за всех.

Дом, где мы остановились, был просторный. В семье, когда-то жившей здесь, по старому укладу было много детишек. Дети выросли и разъехались. А кровати так и остались стоять в ряд вдоль стены. Обычные, с железными сетками. Заботливо заправлены. Возле каждой на стене висит палас.

Серега завалился в койку, не раздеваясь, и практически сразу отрубился. Засыпая, я услышал голос Леника:

— Ушатый?!

— Что? — отозвался тот.

— Спокойной ночи.

— Иди ты на!..

Мои губы разъехались в улыбке даже сквозь сон.

Утром проснулись с первыми петухами. Умылись, перекусили с узелков, и вперед — на работу. Леник уже не хандрил, и рвался в бой, предвкушая вечернее угощение. Доски били споро, и к обеду вся обрешетка уже была готова. Бывало, кто-то из нас промахивался по шляпке, попадая по пальцу, и вся округа окрашивалась смачным, первосортным матом. Леник сидел ниже нас, и без умолку обсуждал своих соседей и знакомых.

— Шаман, Юпитер, вы че, не в курсе, откуда у Вальта такая кличка — Валет?

— Валет, как валет, — ответил Сергей. — Таких Валетов в каждой деревне вагон и маленькая тележка, а в городе — в каждом районе.

— Не-а, — протянул Леник, — наш Валет особенный. Ушатый, расскажи!

Гентос вскинул молоток, сделал вид, что прицеливается в озорника. Затем передумал, взял гвоздь и начал забивать.

— Что там рассказывать, — произнес он, заколотив гвоздь по самую шляпку. — Была у него собака, по кличке Валет. Как Вальта самого тогда звали, я уже и не помню. Он как раз привычку взял, бухать с одним бомжем. Неделями с запоя не вылезали. Наши иногда подкармливали бедную псину, чтоб совсем не околела за таким хозяином-то. Ну и прихожу как-то раз я, и несу с собой пайку. Нет собаки. Из логова вылезает Валет. Бледный, тощий, облезлый. Трясется, как чухонец. «Слышь», — говорю, — «где собака»?

Он мне в ответ, тихо так:

— Съели…

— Жесть… — произнес я.

— Изверги, собачку-то по что? — вторил мне Сергей.