Еще через год умер старик Сенисье. По завещанию почти все его состояние перешло к Пьеру, который на эти средства открыл частную клинику в Нейи-сюр-Сен. В считанные месяцы его клиника имени Пастера стала весьма популярным заведением, куда приезжали лечиться самые богатые люди со всей Европы. Пьер Сенисье находился на вершине славы. Тогда-то и началась его гуманитарная деятельность. На территории большого сада, окружавшего клинику, он начал строительство сиротского приюта, чтобы там могли жить и воспитываться дети бедняков, в особенности цыган. Его громкое имя помогло ему в короткие сроки собрать значительные суммы государственных средств, а также пожертвований от предприятий и огромного числа частных лиц.
Я услышал, как графин тихонько звякнул о стакан, потом забулькала жидкость. Прошло еще несколько секунд, и Нелли прищелкнула языком. В моей голове совпадения постепенно выстраивались в цепочку реальных событий. Они поднимались как темная волна.
– И тут все рухнуло. Тон писем Мэри-Энн стал совсем другим. Теперь это были не дружеские послания, а жуткие признания человека, совершенно потерявшего вкус к жизни. – Нелли усмехнулась. – Я не сомневалась, что моя подруга лишилась рассудка. Я не могла поверить в то, о чем она рассказывала. По ее словам, в учреждении Сенисье процветала изощренная жестокость. Ее супруг устроил в подвале операционный блок, сам тщательно запирал его и производил там опыты на детях: делал им какие-то чудовищные пересадки органов, резал их без наркоза, подвергал бесконечным пыткам.
Одновременно в полицию поступали многочисленные заявления от цыганских семей. В клинике имени Пастера было решено произвести обыск. Связи и влиятельные друзья в последний раз спасли Сенисье. Предупрежденный о грядущем визите полиции, он устроил пожар в зданиях своего заведения. Еле-еле успели эвакуировать детей с верхних этажей и больных из клиники. Удалось избежать самого худшего. По крайней мере, такова была официальная точка зрения. Потому что из подпольной лаборатории и из операционного блока живым никто не вышел. Сенисье запер камеру пыток и сжег детей с пересаженными органами.
Кое-как провели расследование и сделали вывод, что пожар возник в результате несчастного случая. Выживших детей вернули в семьи или перевели в другие больницы, а дело закрыли. Мэри-Энн в последний раз написала мне – какая ирония! – что ее муж «излечился», что они вместе едут в Африку, чтобы облегчить жизнь негров и лечить их. Тогда же Жоржу предложили дипломатический пост в Юго-Восточной Азии. Он уговорил меня поехать с ним, был ноябрь шестьдесят третьего, мне исполнилось тридцать два года.
Внезапно в вестибюле зажегся свет. Появился старик в шерстяном жилете – Жорж Бреслер. Он держал на руках тяжелую крупную птицу, всю в грязи. На пол летели серые перья. Старик собрался было зайти в комнату, но Нелли остановила его:
– Уйди отсюда, Жорж.
Он совершенно не удивился такому жесткому отпору. Не удивился и тому, что я здесь. Нелли закричала:
– Уйди!
Старик развернулся и исчез. Нелли сделала еще глоток виски и рыгнула. По комнате разнесся густой запах виски. Снаружи просачивался дневной свет. Теперь я мог хорошо разглядеть увядшее лицо Нелли.
– В шестьдесят четвертом, после того как мы провели год в Таиланде, Жорж получил новое назначение. Его друг Мальро занимал тогда пост министра культуры. Он хорошо знал Африку и отправил нас в Центрально-Африканскую Республику. Он сказал нам: «Это потрясающая страна. Просто фантастическая». Автор «Королевской дороги» нашел весьма подходящие слова, однако он не знал одной подробности, пожалуй, самой важной: именно в этой стране жили тогда Пьер и Мэри-Энн Сенисье со своими двумя детьми.
Мы снова встретились и испытали странные чувства. Мы опять подружились. Первый обед прошел превосходно. Пьер постарел, но казался спокойным, уравновешенным. Он вернулся к прежним мягким, сдержанным манерам. Он говорил о судьбе африканских детей, страдающих от множества болезней и нуждающихся в лечении. Казалось, он бесконечно далек от кошмаров прошлого, и я вновь начала сомневаться в том, о чем поведала мне Мэри-Энн.
Между тем со временем я все яснее видела, что безумие Сенисье никуда не делось. Пьера бесило то, что ему приходится жить в Африке. Мысль о блестящей карьере, на которой пришлось поставить крест, была для него невыносима. Он, осуществивший невероятные, уникальные эксперименты, теперь вынужден был оказывать примитивную медицинскую помощь, оперировать в блоках, освещенных с помощью бензиновых генераторов, ходить по коридорам, провонявшим маниокой. Сенисье не мог с этим смириться. Гнев перешел в глухую жажду мести, обернувшуюся против него и его семьи.