Полет «Феникса»

— Ну, как ты себя чувствуешь, сынок?

И раненый понял, что через минуту Моран найдёт предлог, чтобы уйти. Первые сутки Кепель провёл в кошмарном сне. Ему виделись семья и Инга, у которой загорались длинные золотистые волосы, — это морфий высвободил страшные силы в его мозгу. Часы, когда все пробуждались, он проводил в холодных мыслях о доме с вытянутыми узкими карнизами и резными ставнями, о матери и отце, об Инге, её платьях и улыбке. На второй день он начал запоминать лица тех, кто подходил к нему, и знал теперь, кто из чувства долга отбудет положенные минуты и торопливо уйдёт, а кто, невзирая на естественное отвращение к его изуродованному телу, останется подольше, расскажет о чем-то таком, что может отвлечь от мыслей о крушении, жаре и его ногах. С тех пор как ушёл Харрис, Моран был единственным, кто терпеливо расспрашивал его. Другие боялись услышать что-то неприятное: о боли, отчуждении, желании плакать.

— Я чувствую себя хорошо, благодарю вас,

— Теперь ждать недолго. У нас возник план. Расскажу тебе, как только все обсудим подробно. — Моран поднёс кружку ко рту, будто в ней оставалась ещё капля, поднялся и закончил: — Если тебе что-нибудь понадобится, ты только скажи, мы все сделаем, сынок, что в наших,силах.

И медленно, как бы нехотя, вышел, думая про себя: ничего не стоит давать обещания, когда тебе хорошо. А если дойдёт до дела, интересно… какую часть своей нормы он готов будет отдать мальчику, чтобы поддержать в нем жизнь? Впрочем, пока нет смысла думать об этом. Вот когда такой час наступит, тогда посмотрим.

Остальные продолжали оживлённо разговаривать, даже молчаливый солдат Уотсон иногда вставлял слово. Снова натянули полог между фюзеляжем и гондолой. Этот парашют должен был спасти чью-то жизнь, если бы пришлось прыгать с самолёта, подумал Моран. Но и теперь он делает своё дело, даруя всем воду и тень.

Кроу и Белами копошились в одном из инструментальных ящиков, извлекая из него то гаечный ключ, то пилу с целыми зубьями, то сверло. Всего ящиков было десять, все инструменты никудышные — на «Скайтраке» их как раз и отправили вместе с буровыми наконечниками в Сиди Раффа для замены. Таунса здесь не было. Моран видел, как он разговаривает со Стрингером по другую сторону хвоста.

— Итак, договорились? — спросил конструктор Таунса.

— Черт возьми, неужели это возможно?

Моран отошёл. Это дело Стрингера. Вчера конструктор убедил его, может, сегодня ему удастся убедить Фрэнка.

Лумис обрезал штанины брюк выше колен, когда к нему обратился Моран.

— Мне хотелось бы знать ваше мнение.

Лумис выпрямился и неторопливо оглядел штурмана сверху вниз. Прежде чем он заговорил, на щеках обозначились морщины.

— Я геолог и мало смыслю в самолётах. Думаю, Стрингер в них разбирается. Я слышал его, и вы тоже. Может оказаться, что технически это возможно. Но есть другой вопрос — вода. — Увидев поблизости Тилни, Лумис отвёл Морана в сторону. — Хочу кое-что вам сказать. Я никому этого не говорил, но ночью был северный ветер, он и принёс с собой влагу с моря. Это не будет повторяться каждую ночь. Если бы мы могли рассчитывать на галлон воды в сутки, было бы превосходно. Но гарантии нет. Потом — вопрос с питанием. На сушёных финиках долго не протянешь, даже если их целые ящики. Нужна зелень. Через неделю у нас мало останется сил, во всяком случае, не для тяжёлой работы. Нам бы следовало думать о пополнении запасов воды и отлёживаться в течение дня в тени, чтобы меньше потеть. Мы сохранили бы силы на тот день, когда придётся махать руками, чтобы привлечь самолёт, который мы заметим. — Длинными пальцами он держался за край искорёженного при посадке пропеллера, глядя вдоль плоскости крыла. — Но думаю, есть все же шанс, хоть и незначительный, поднять этот хлам в воздух. Я верю в Стрингера, поэтому готов начать. А вы?

— Этот способ сойти с ума ничуть не хуже любого другого, — сказал Моран.

Лумис ответил со всей серьёзностью:

— На такое могут решиться только сумасшедшие. Все равно что ходить по канату. Никогда не смотреть вниз.

Фрэнка Таунса, казалось, не убедить.

Моран знал его три года, но даже в тесноте кабины не узнаешь все о человеке. Сначала он думал, что Таунс упёрся потому, что ему недостаёт духа отважиться на невозможное. Таунс часто оглядывался на два холмика, над которыми Лумис поставил крест. Потом Морану подумалось, что он их испытывает, проверяет серьёзность намерения, хочет заставить, чтобы они убедили его любой ценой. Уже несколько дней он не мог уяснить, против чего возражает Таунс.

Но вот в течение часа Таунс выслушивает Стрингера. Тот дал командиру подробный график необходимых работ, указал даже время, которое понадобится на отдельные операции, и их последовательность. Временами Стрингеру казалось, что Таунс не слушает, и он обиженно замолкал, тогда подошедший Моран просил его продолжать. Сам тон, которым конструктор излагал свою идею, придавал ей какую-то странную осуществимость: он говорил так, будто они находятся в самолётном ангаре где-нибудь в Англии, не испытывая недостатка в электроэнергии, а вода течёт из всех кранов.