— Они нас не заметили бы, — медленно резюмировал он, — даже если бы мы подожгли самолёт. — Он потрогал бороду. — Они шли на высоте тридцать тысяч футов. Держат свой курс, идут по графику, на борту полный порядок, разве что скучновато. Сейчас вызовут стюардессу и попросят кофе, чтобы развеять скуку. Уже сегодня вечером будут принимать душ в новом отеле «Хилтон» в Дурбане, а а потом выйдут прогуляться. — Он снова глянул в небо, открыв покрасневшие веки. — Удачи вам, ребята… и удовольствий.
Белами загасил тлеющую тряпку. Уотсон разрядил и упрятал ракетницу.
— Они нас не заметили, — тихо, стонал Тилни.
— Как, черт побери, это возможно с тридцати тысяч футов? — Таунс увидел искажённое болью лицо парня и смягчился. — С такой высоты они не заметили бы нас, даже если бы специально искали. Забудь об этом.
Как ни странно, всплеск несбывшейся надежды не сменился подавленностью. Когда все лежали в тени, пытаясь уснуть, Моран высказал их общее чувство:
— Приятно хоть несколько минут побыть в обществе.
Мейбл будет волноваться.
Очевидно, было сообщение по радио. Сообщат и в газетах, потому что это был самолёт британской компании. Если и велись поиски, то к настоящему моменту «Скайтрак» уже считают без вести пропавшим.
Он не хотел, чтобы волновалась Мейбл. И иного выхода, кроме как выбираться отсюда как можно скорее, не было.
На лицо упало несколько песчинок. Шёлк навеса вздулся огромным пузырём и снова упал. Белое было теперь зелёным — он носил солнечные очки, которые сделал ему Белами. Белами не мог ни спать, ни отдыхать — разве покимарить час-другой за сутки. Из разбитого плексигласа с крыши он вырезал три пары солнечных очков. Если им предстоит услышать ещё один пролетающий самолёт, то будет хоть какой-то шанс разглядеть его и от этого немного взбодриться.
Работал генератор. Дежурство Уотсона. Жалобный стон генератора действовал на нервы.
Шёлк трепетал, как парус, по обнажённой руке били песчинки, но воздух не становился прохладнее. Если встать на солнце, то можно ощутить, как жара высасывает из тела влагу. Чем-то напоминает смерть от потери крови.
Он потянулся за бутылкой, взболтал её, прислушиваясь к музыке. Осталась половина. Четыре часа. Ещё пятнадцать часов до следующей выдачи. Рот, как кусок угля.
Песчинки попадали в лицо, и он отвернулся. Огляделся вокруг. Лумис, Таунс, Моран, жалкий бедняга Тилни — боже, все они похожи на мертвецов. Вот кем они станут, когда кончится… заткнись, Альберт.
Прихватив с собой дрель, Белами вышел наружу и посмотрел на небо. На юге горизонта не было: дюны вздыбливались песком. Из-за крыла появился Стрингер, блестя стёклами очков. Он тоже смотрел на юг.
Кроу проснулся, когда затрепетал на ветру шёлк. Зашевелились и другие, сметая с лиц песок.
— Дейв!
— А?
— Поддувает, — Кроу потянулся за сигаретой и вспомнил, как читал в «Дайджесте», что, пока отвыкнешь от того, к чему привык, должно пройти три месяца, потому что человек — существо привычки, говорилось там.
…Песок омывал ноги Белами, он проворчал: «Ещё повезло». Таунс и Моран снимали навес, Кроу и Белами помогали. Лумис растолкал и мягко поставил на ноги Тилни. В этот момент воздух стал жёлтым, а земля задымилась. Ветер в полную силу погнал песок с окрестных дюн. Они едва слышали друг друга, когда удушающие порывы ветра громыхали ослабленными листами обшивки. Что только смогли второпях найти в самолёте-провод для крепления груза, чехлы сидений, запасной парашют, тем и укутали воздухозаборник левого мотора, лебёдку, оголённый зев правого крыла. Тем временем Моран, скользя по облепленной песком металлической обшивке крыла, забрался на мотор и закрыл заслонки.
Жаркий ветер сбивал с ног, песок ослеплял. Мимо самолёта пронёсся, крутясь и разбрызгивая масло, лоток с тряпкой для дымового сигнала, а вслед за ним листы рваного металла, из которых выкладывали «SOS». Блюдо гелиографа ударило о хвост. Солнце скрылось, оставив после себя темно-охристый мир без неба и горизонта.
Ссутулившись и шатаясь, все убежали в укрытие самолёта, заперли дверь, слезами очищали глаза и пытались — без слюны — выплюнуть забившийся в рот песок. Сидели и ждали, слушая грохот обшивки и шорох песка.
Ждать пришлось три часа. Выйдя из нагретого салона, они оказались под звёздами и в полной тишине. Темнота прогнала ветер и возвратила привычный мир: округлости дюн, длинную тень тускло блестевшего крыла, силуэт гондолы.
— Смотрите! — крикнул Лумис, и все повернулись. Низко над западным горизонтом висела искривлённая игла молодой луны.
На новолуние нужно загадать желание, вспомнил Альберт Кроу. Воды, подумал он, воды.
— Начнём, что ли, — сказал он.
Стрингер повёл всех на работу.
«Вторая ночь. Все пошло наперекосяк, но кое-что удалось сделать. Пишу это в четыре утра. Боюсь, что могу что-нибудь упустить, а кому-то, если он это прочтёт, может, интересно будет узнать, какие мы прилагали усилия, хотя и безуспешно».