Они сядут где-то в Центральной Ливийской пустыне - образ се заполнял сознание. Четырнадцать человек наверно смогут продержаться перу дней, имея при себе бутылки с водой плюс аварийный питьевой бак. Этого хватит. Долго сидеть на земле не придется: они приземлятся, укроют моторы и дождутся, пока утихнет буря. На это уйдет от трех до шести часов: в это время года бури бывают частыми, сильными, но непродолжительными. Когда ветер утихнет, они снимут оба карбюратора, чтобы очистить жиклеры от песка, потом соберут их, запустят и взлетят. С горючим хорошо. Смогут даже наладить антенну, если сохранилось гнездо.
Риск заключался в грунте. При неработающих моторах и речи не могло быть о том, чтобы попытаться с предельно малой высоты выбрать ровную полосу: им придется садиться вслепую и с первого раза, каким бы ни был грунт. Это мог быть и плотный улежавшийся песок с твердой коркой, но мягкий внизу, и выветренная каменистая осыпь, и песчаная дюна, и крутой склон плато высотой в тысячу футов. В этой желтой мгле он все равно не мог разглядеть грунт; но шасси придется выпустить, иначе им никогда не взлететь.
Соблазн посадить машину на фюзеляж очень силен. Он будет ему противиться изо всех сил. Потому что нужно не только сесть, но и взлететь. Ведь это самолет. В конечном счете, решать нужно будет самому: если кто-нибудь погибнет, виноват будет только он. Он должен был следовать правилам и взять курс на запасной аэродром в Эль Ауззад, когда сломалась антенна.
Моран занял свое место, закрепив дверь переборки в открытом положении: в случае неудачной посадки мог понадобиться выход. На его лице никак не отражался ход мыслей. Если они сядут на склон плато, так тому и быть; если при посадке повредят шасси и их не найдут - что ж, такова судьба. В такой момент легко быть фаталистом: это рассеивает страх и позволяет сосредоточиться на одном - как выжить. Так же просто все поставить на Франка Таунса.
Фрэнка считали неудачником. В каком-то смысле так оно и было: прослужив всю войну летчиком в Транспортном управлении, он уже через год после ее окончания командовал своим первым большим лайнером, летал на "Констеллейшенах", пока компания не перешла не новые "Суперы". Переучивание прошло без сучка: оба типа самолетов не очень различались. И тут он возомнил себя ветераном и позволил усомниться в компетентности экзаменаторов на каирской линии, дважды заваливших его на зачете по аварийному оборудованию. Большинству пилотов не нравилась практика таких экзаменов, но мало кто жаловался на провалы. Тогда-то и появилось первое пятнышко в личном деле Фрэнка.
В течение года он провалил еще два зачета и экзамен; хотя в ЮКА знали, что он первоклассный летчик, его предупредили, что такое отношение к тому, что он называл "возвращением в школу", чревато неприятными последствиями. Он заупрямился и провалил курс переучивания с двухмоторного на большой четырехмоторный ДС. Тогда компания перевела его на побочные маршруты, обслуживаемые "Вайкаунтами". Через год его попробовали перевести на "Комету", но он опять провалился. Он рассказывал Морану: "Знаешь, сколько приборов у этой проклятой машины? Они занимают весь потолок. Я летчик, а че органист в театре".
С 1958 года Фрэнк работает, куда пошлют: летает через моря и пустыни, в джунгли, куда ни придется. И уже шесть лет его личное дело безупречно. Переучиваться он не пытался - чтобы не "возвращаться в школу", - и летал в такую погоду, когда никто другой не осмелился взлетать, поднимал машину с пятачков среди леса и взлетных полос в пустынях и на болотах, с которых впору было стартовать одним птицам.
Правду говорил Фрэнк: он летчик старой школы, небо для него все равно что игровая площадка; но для новой школы он не годился, слишком стар - и не столько годами, сколько самим своим опытом: полет он чувствовал, что называется, задним местом и не нуждался в целой батарее приборов.
Моран никогда не был штурманом на главных линиях, но на местных летал уже пятнадцать лет. Работал с десятками пилотов, но только одному доверял безоговорочно, и сейчас он был рядом с ним.
Когда Моран занял свое место, Таунс осведомился:
- Ну, как там они?
- Прекрасно. Жалоб нет.
Большинство пассажиров было из Джебела: профессия бурильщика небезопасна, рисковать им не внове.
- Ремни застегнули?
- Да, Фрэнк.
- Груз проверил?
- Крепление в порядке. - Моран следил за высотомером.
- Спуск отмеряешь?
- Угу. Время три десять. Скорость двести в момент разворота.
Моран записал все это в блокнот, оторвал листок и сунул в карман.
- Данные у меня в кармане.
Блокнот мог оказаться при посадке где угодно, даже сгореть, и если с ним что случится, Таунс будет знать, где искать эти цифры. Даже примерный расчет координат лучше, чем ничего. В момент, когда они увидят землю, нужно будет успеть занести время и последние показания скорости и спрятать данные в карман.
Теперь песок, бивший в ветровое стекло, был черного цвета - должно быть, они попали в собственную тень. Внешне и по звуку это было похоже на черный дождь. А позади все оставалось желтым.