Жил он в селе под Бобруйском. Пришли оккупанты, провели облаву, схватили ребят, посадили в товарные вагоны и привезли в Германию.
- Со мной была моя сестра, - рассказывал Коля. - Попали мы к бауэру, работали в поле. Было очень тяжело, и мы решили бежать. Бросили лопаты и ушли в лес. Шли долго, ели сырую картошку, лесные ягоды. А когда выпал снег, забрались в сарай, там нашли консервы, какие-то комнатные дорожки, взяли все это и еще несколько дней прожили в лесу. Нас выследили полицейские. Били за попытку бежать, допрашивали и возвратили к тому же бауэру. Мы снова убежали, нас опять поймали и теперь уже отправили в концлагерь. А в сорок третьем перевезли меня сюда. Я остался один, без сестры, без товарищей... Тут был сплошной лес, мы строили бараки. И дом для комендатуры. Нас было здесь тысячи три советских ребят. Вымерли почти все.
Но вот появился бригадир, мы прервали беседу и приступили к работе. Когда я оказался совсем рядом с Колей, он наклонился ко мне и тихо сказал:
- Я вам открою одну тайну: мы хотим бежать с острова.
- Кто?
- Я и еще кое-кто из взрослых...
- Как думаете бежать? - - спросил я Колю Урбановича, внимательно наблюдая за окружающей нас обстановкой.
- На лодке... Когда бомбят остров и гасят свет. - В это время к нам приближался какой-то человек, и мы разошлись. До конца работы Коля не подходил ко мне. Он, наверное, очень переживал, что рассказал мне самую большую и важную тайну. Лишь после ужина, в свободное для заключенных время, он неожиданно забежал ко мне. В руках Коля держал старые долбленки. Мне все стало ясно. Мы вышли во двор, начали ходить между деревьями.
- Ну, рассказывай, как вы хотите бежать, - спросил я. Коля огляделся, шмыгнул носом.
- Я о воде ничего не знаю, это Володька.
- Какой Володька?
- - Да тот, курносый. Нос у него перебит. В Бухенвальде его эсэсовцы били.
Это было для меня ново. Знакомый мне курносый паренек, оказывается, не только насыпает в буксы вагонов песок, но и имеет влияние на людей. Однако Володька и Владимир - это люди разные.
Знает ли курносого паренька Володьку Зарудный? Он ведь тепло отзывался об Урбановиче. Я остановился. Мальчик дернул меня за рукав:
- Почему вы остановились? Стоять нельзя!
- Море! Слышишь, как бушует море?
- Слышу, - грустно ответил паренек.
- По морю на лодке не уплывешь, - пояснил я.
- Я знаю. Лодку с нашими силами не поведешь далеко.
- Вот-вот, Коля, - согласился я с ним, тем самым намекнув на наивность побега на лодке. Однако Володя не согласился со мной и сказал:
- Об этом подробно мы еще не говорили. Сначала порежем проволоку.
- Чем же вы будете ее резать?
- Володька достал ножницы и резиновые рукавицы. Среди нас есть один с Волги, он переплывал ее от берега до берега.
- Это все хорошо на словах. А знаешь ли ты, в какой стороне твоя родина - Белоруссия?
- Вон в той! - Коля показал рукой на запад.
- Там Франция, Коля, - сказал я ему и заметил, как он смутился. Но ничего мне не ответил.
Мы приближались к морю, волны били о берег еще грознее. Коля молчал, часто шмыгал простуженным носом.
- Кто же этот волгарь? - спросил я.
- Корж его фамилия, - посмотрев вокруг, тихо ответил Коля.
- Ты сообщишь товарищам, что завербовал меня?
- Сообщу, если согласны с нашим планом, - уточнил Коля Урбанович.
- Не возражаю, доложи им о нашей беседе. А Коржа Ивана я видел: низенький такой?.. - показал я рукой.
- Он, - утвердительно сказал Коля.
Идея побега все время не покидала меня. Я был уверен в нереальности плана побега по морю, понимал, что "заговор" этих смелых людей обречен на неудачу. Но с Колей говорить об этом не считал нужным. Я думал о том, что если курносый, их организатор, серьезно отнесется к согласию, которое я дал Урбановичу, значит, будет искать свидания со мной, и тогда я откровенно скажу ему, что думаю, как расцениваю их план. Никто, конечно, не мог согласиться участвовать в подобном побеге. На острове располагались большие пограничные заставы. На воде имелись соответствующие посты. Ну, предположим, что гребцам удастся как-то обойти их. Сколько же километров они могут покрыть за ночь, чтобы утром их не обнаружили наблюдатели? А если начнется шторм?.. Обо всем этом я не стал говорить Коле Урбановичу, а при встрече с Коржом скажу.
Свой побег, о котором непрерывно думал, я намеревался осуществить только самолетом, если представится возможность захватить его на аэродроме. Вокруг идеи похищения самолета я и должен объединить некоторых людей, чтобы с их помощью претворить ее в жизнь
* * *
Погода на острове Узедом в это время была жестокая. Она мучила нас холодом, сыростью, пронизывающей до костей. На берегу моря после штормов мы находили куски янтаря и выброшенную рыбу, вероятно, оглушенную где-то минами или бомбами. Рыбу мы, конечно, съедали, а из янтаря мастера делали разные красивые безделушки и на них выменивали у стражников что-нибудь из еды. Некоторые заключенные, особенно итальянцы, за янтарь отдавали нашим ребятам паек своего хлеба, а потом у своих же земляков, получавших посылки из дому, выменивали значительно больше.