Читаем Полет к солнцу полностью

Утром, когда мы очень рано, еще затемно приходим на аэродром, звуки работающего мотора волнуют еще больше, я становлюсь нетерпеливым. До самолета - сто пятьдесят метров. И место, и машину я помню, вижу их в темноте. Воображением рисую механика, сидящего в кабине, прикованного к доске приборов. Кроме стрелок, он сейчас ничего не видит, а когда выключит мотор и сойдет на землю, он будто "слепой"... Мысленно я уже не одного из них сбил с ног одним ударом. Кусок железа в моей котомке, которая болтается на боку, я ощущаю так же, как и свое тело, и не раз сжимаю его своими пальцами, испытывая, насколько он удобен... Когда мой разум, мое сердце скажут мне: иди!

В моем уме, в мыслях моих по утрам, в темноте, когда мы выходили на работу, поднималась буря, и с каждым днем она росла. Вот-вот она подхватит меня и понесет. Я уже твердо зафиксировал в памяти, когда на стоянке появлялись летчики, подсчитал, сколько времени проходит с того момента, когда мы проходили для работы на аэродроме и когда начиналось прогревание моторов. Моя полосатая одежда предательски опасна днем. Сконцентрировав все свое внимание на истребителях, находившихся ближе ко мне, я заметил, что днем, во время обеда, все техники и механики покидают стоянки бомбардировщиков и отсутствуют целый час, видимо, в столовой. Такое обстоятельство едва не поколебало моего выбора попытаться улететь на бомбардировщике, но ненадолго...

* * *

В это утро нам с Димой неожиданно поручили необычную работу. Мы пришли к тому месту, где находились вчера, нас ожидали бетономешалка, лопаты, вагонетки, запорошенные снегом, мокрые и холодные, но бригадир вдруг приказал нам сбить из досок туалет, отнести его на некоторое расстояние и поставить на канаве, которая вела к морю. Каркас этого сооружения уже был заготовлен, нам надлежало кое-как "обшить" его и соорудить помост. Мы взяли каркас помоста, гвозди, инструменты и понесли к канаве.

Чем дальше я отходил от бригады, тем сильнее, до рези в глазах всматривался в предрассветные сумерки, пытаясь определить, каково расстояние до стоянки крайнего истребителя, однако было еще темно, и я ничего не разглядел. Работу мы закончили раньше, чем я предвидел: механики еще даже не начали прогревать моторов. Про себя я думал, что когда они загудят, то я, отослав Диму, задержусь на минутку в туалете, а отсюда проберусь к самолету... Но нужно было возвращаться в бригаду.

Я шел за Димой, он несколько раз оглядывался - ноги мои не слушались, ведь я решил больше сюда не возвращаться... Решил, но не окончательно. В этом была своя тонкость, которую чувствовал: решительно я сам себе не приказывал - иди, нападай, захватывай самолет и все! Осторожность, рассудительность, риск, но без излишней горячки и отчаяния - об этом я помнил всегда.

Загромыхала бетономешалка, затарахтели вибраторы, загудел компрессор. Я стоял на том месте, куда должны были подвести первый раствор, и ждал первых выхлопов моторов. Мне необходимы были эти звуки. Теперь мой план дозрел, Я увидел, что канава, в которой мы установили туалет, идет к стоянке самолетов. Именно эта дощатая будка, которую мы с Димой только что поставили, может послужить укрытием, чтобы безопаснее подойти к канаве. Раньше в этом направлении нам не разрешалось сделать и шагу: близко аэродромное поле.

Я подошел к вахману и попросил разрешения сходить в туалет, хотя прошло минут пятнадцать, как я возвратился оттуда. Сейчас или никогда... В такие ответственные моменты человек рассуждает только так. Вахман кивнул головой в знак согласия. Я не пошел, а побежал и, возможно, удивил товарищей, но этим я хотел вызвать благосклонное отношение охранника: вот, мол, старается поскорее вернуться на работу. Мне необходимо было, чтобы эсэсовец поверил мне и на какое-то время я оказался вне его внимания. Я спешил овладеть немецким самолетом, положив свою жизнь на весы - жить или погибнуть. Но удивительно, я не прощался с друзьями даже мысленно. Возможно, в тот миг я сам не был до конца уверен в реальности своего замысла. Но действовал решительно, как задумал.

Бежал старательно, не оглядываясь, и слышал, как на аэродроме гудят моторы. Мне бы только успеть, пока не подойдут летчики...

До стоянки было метров четыреста. На дне канавы замерзла вода, хрустел тоненький ледок, Я полз на четвереньках, прижимаясь к земле. В руках держал железку, вытянув ее из котомки. Изредка замирал, прислушиваясь. Моторы гудели ближе. Снова ползу вперед. Через некоторое время выглядываю из канавы. Притаился, полежал, выждал и высунул голову. Метрах в ста пятидесяти от меня ревел самолет. Оттуда, от ангаров, в мою сторону светил прожектор или огромный фонарь. Он предназначался для технической прислуги. Почему я раньше не замечал его? Может, на порядочном расстоянии видел только сам источник света - прожектор, и не мог догадаться, что он освещает всю стоянку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары