Читаем Полет к солнцу полностью

Товарищи слушали меня внимательно, им как раз недоставало человека, который бы знал толк в катерах. Они готовы были пойти за тем, кто владел техникой. Вот почему я не удивился, когда утром заметил в нашей бригаде среди нескольких незнакомых заключенных и Коржа. Он поздоровался со мной, как со старым другом. По глазам я понял, что ему известно все, о чем я говорил вчера ребятам. Все стало ясно: побег на лодке был их совместной идеей. Мне необходимо было сблизиться со всеми, кто должен был практически осуществить ее. Люди, согласившиеся броситься на лодочке в море, присоединятся и к моему плану. Однако разочаровать их и доказать превосходство моей идеи - дело сложное. Одной критикой здесь ничего не добьешься. Я должен их переубедить. А для этого необходимо было встречаться, вести беседы. Нужно было время.

В тот день нас сняли с аэродрома и повели в бухту, куда подвозили топливо для электростанции. Около причала покачивалось несколько баркасов и катеров. Нам приказали выгружать брикет из баркаса на берег. Невольники один за другим длинной цепочкой потянулись с ношей за плечами по гибкому трапу... Медленно и молча. Угрюмо продвигались согнутые под тяжестью фигуры.

Мы с Иваном шли рядом. Я пытался оторваться от того, кто шел за мной, и быть ближе к Коржу.

- Такой бы катерок нам! - кивнул я на новенькую моторную лодку. - На таких я учился.

- Серьезное дело. Видишь, сколько глаз наблюдают?

- С людьми всего можно добиться, - сказал я.

- Это не у нас, на Волге.

- Волгарь?

- Из Горького.

- А я из Казани, - назвал я город, в котором жил.

- Я на веслах могу плыть при любой волне, - заметил Корж.

- Ты забыл, что тут пограничная полоса.

Мы разговаривали по-деловому, доверительно, и меня это радовало. Во время обеденного перерыва, отделившись от группы, мы с Иваном побеседовали откровенно обо всем, что нас занимало, и нашли общий язык. Я повторил ему все свои доводы против побега на лодке, баркасе, катере, я - против воды. Мои прямо высказанные доводы вновь было разозлили Коржа. Вспыхнуло старое несогласие и сразу погасло.

- Ты не думай, что все знаешь, а мы так себе, какие-то вислоухие. Умей других тоже слушать, - не унимался Иван, все еще находившийся в плену своей идеи.

- То, что я слышал от вас, может понять и оценить каждый. Это наивная фантазия. Она может привести прямо на виселицу, а продуманный, подготовленный план перенесет на Родину, - доказывал я. - У вас даже нет компаса! Расскажи мне, кто в вашей группе.

Иван назвал курносого Володьку, Колю да еще Петра Кутергина.

- А кто подал идею побега на лодке? - спросил я.

- Я! - гордо ответил Корж.

- Так вот, ты обманул людей, Иван, - рубанул я прямо. - Они поверили в тебя, и напрасно. Слушай, что я тебе скажу: мы можем вырваться из этого пекла только на самолете.

Иван внимательно посмотрел на меня и тихо спросил:

- А кто поднимет самолет?

- Я знаю среди нас летчика, - ответил я.

Корж протянул мне свою слабую руку. Мы впервые посмотрели друг другу в глаза, как родные люди. Я почувствовал, что в эту минуту нашел себе верного друга.

В вечернее свободное время, не обращая внимания на холодную зимнюю погоду, я встретил за бараками в лесу Коржа, Курносого, Колю, Диму, Кутергина, почти всех причастных к заговору, всех настойчивых в поиске выхода из нашего положения. Они пришли сюда, наверное, вместе; стояли небольшой группкой и, заметив меня, подозвали к себе. Приближаясь к ним, я увидел на их лицах открытые улыбки, свидетельствующие о немалых переменах в наших отношениях. Я волновался. Неужели Дима сказал им, что я летчик? Неужели Иван понял мои слова о том, что я знаю летчика так, словно я его сразу же представлю? Что сказать им?

Еще раньше я пришел к выводу, что главной фигурой во всей этой группе был Володька курносый. Владимир из прачечной, Зарудный и Корж - все эти хорошие, наши люди, они могут влиять на организацию подпольных действий, помогать товарищам советами, сбором продуктов, прятать радиоприемники, нужные инструменты, вещи и тому подобное. Но практических возможностей больше у курносого. Он переговаривается с эсэсовцами по-немецки, нередко за бригадира водит заключенных на работу к ангарам. Вот кто сможет послужить нам! Вот с кем нужно сблизиться! Такие мысли возникали в моей голове, когда я подходил к группе. Ребята подали мне руки. Я их сердечно пожал.

Здесь были только свои люди, я верил в это и поэтому, приблизившись к Володьке, прямо спросил у него:

- Ну что же, загорелись буксы?

- Какие буксы?

- Те, что мы песком засыпали?

- Не знаю, о каких ты буксах говоришь, - замялся Володька.

- Хватит играть в наивность, - сказал я. - Там я тебя испугался, ты меня, а здесь, кажется, мы можем никого не бояться.

Володька взял меня под руку и, слегка дернув, отвел в сторону. За нами шел еще кто-то, незнакомый мне, с перевязанным черной лентой глазом. Ребята остались на месте, спокойно взирая на эту картину, ждали. Когда мы отошли метров сто, Володька остановился передо мной так, словно хотел схватить меня за грудь. Мы стояли друг перед другом, едва не касаясь лбами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары