Полет лебедя

Йоргенсен поймал взгляд бабушки, и на секунду им показалось, что они поняли друг друга. Его насмешливые слова имели скрытый смысл. Возможно, он лучше старухи понимал, что может означать неудача для мальчика, потому что больше других слышал о магическом мире, связанном древними традициями и королевской милостью. И он видел, как Ханса Кристиана гнали по улицам Оденсе забияки мальчишки.

Бабушка была в замешательстве. Она и подумать не могла о том, что этот неверующий понял то, чего не могла понять мать мальчика! Она повернулась к Анне-Марии.

— Ты отпустишь его?

Женщина посмотрела на трещину в столешнице, заполненную крошками, давно превратившимися в пасту, и начала выковыривать эту массу ногтем большого пальца.

— Нет, — сказала она, — нет.

Ханс Кристиан находился в таком отчаянии, что даже не мог плакать. Отказ матери едва ли пробил холод, окруживший его.

— Ты не права, Анна-Мария, — услышал он слова бабушки. — Аистиха на крыше никогда не командует своими птенцами, не говорит им: «Сидите тихо в гнездах, мои малыши, я боюсь разрешить вам взлететь выше трубы!»

Йоргенсен, довольно долго молчавший, не выдержал:

— Нет, она встанет на одну ногу и скажет: «Быстрее учитесь летать, мои сыновья. Я устала добывать для вас лягушек!»

Мать яростно вскрикнула:

— Какое ты имеешь право говорить! Я своими собственными руками зарабатывала на пропитание сына! Целый день я стирала в реке всего лишь за несколько монет, чтобы купить ему хлеба! Он не стоил тебе ни одного скиллинга!

— Да, но зато я имел возможность наслаждаться его обществом. Я купался в лучах его гениальности, — любезно произнес муж, выбирая новый гвоздь. — Очень жаль, что ты прячешь свою дочь в деревне, когда мы могли бы наслаждаться и ее обществом.

Ханс Кристиан глубоко вздохнул. Это была запретная тема — дочь без отца, от которой в памяти существовало только имя — Карен. Она принадлежала к главе, которая была закрыта и запечатана, когда Анна-Мария, тридцати семи лет, вышла замуж за двадцатидвухлетнего сапожника. На следующий год родился мальчик, и для недолгой памяти матери Карен умерла. Она направилась к верстаку, намереваясь ударить обидчика, но напоминание о дочери причинило ей боль, и с горьким стоном Анна-Мария бросилась к мужу в объятия, уронив голову на его плечо. Йоргенсен сделал комичный жест примирения. Он любил свою жену, потому что она содержала его в чистоте и неплохо кормила. Он погладил ее по голове и ограничился лишь одним насмешливым взглядом, брошенным на Ханса.

— Мой аистенок еще не покинет гнезда, — всхлипывала она, прижимаясь к груди Йоргенсена. — Я слишком люблю его, для того чтобы отдать на растерзание миру.

— Аистиха делает свое гнездо из самых бедных веток, — сказала бабушка, сжимая руку Ханса, чтобы он успокоился. — Она радуется, когда ее дети могут покинуть его в поисках чего-то лучшего.

— Ты говоришь загадками, как в шекспировских пьесах. Молодняк улетает и вьет свои гнезда из таких же веток.

— Да, но в полете они видят прекрасный мир, а люди поднимают головы и говорят: «Какие они белые на фоне синего неба! Здесь на земле нет такой белизны!»

Анна-Мария не ответила. Объятия Йоргенсена были успокаивающими, а его щека прижалась к ее макушке. На нее не так часто находили приливы нежности для того, чтобы она могла себе позволить не воспользоваться ими в полной мере.

Ханс Кристиан поднял кружку с давно остывшим кофе, сделал несколько глотков, затем, словно обжегшись, бросил ее на пол.

— Мама! — закричал он, подпрыгивая на стуле, который упал и покатился. От неожиданности Ан-на-Мария так резко вскинула голову, что Йоргенсен получил удар в подбородок.

— Мама, ты помнишь ту мудрую женщину в богадельне, ту, которая предсказывает судьбу? Разреши мне привести ее сюда. Пусть она погадает на кофейной гуще. Если она увидит меня на сцене, ты отпустишь меня в Копенгаген?

Анна-Мария потирала челюсть мужа грубой рукой. Ее жизнь, как и жизнь большинства крестьянок, в значительной мере зависела от пророчеств гадалок. Но ее последний опыт не был счастливым.

— Мудрая женщина в деревне нагадала неправильно, когда умер твой отец. Она сказала, что он поправится.

— Но в этот раз все будет по-другому, мама! Та только измерила мою руку шерстяной ниткой и положила зеленую ветку мне на грудь. А мудрая женщина в богадельне читает по кофейной гуще. Она ясно увидит будущее, я в этом уверен.

— Да, кофейная гуща надежнее. Но ты должен пообещать, Ханс Кристиан, что, если она тебя увидит режущим и шьющим, ты останешься дома и станешь портным.

Лицо мальчика нахмурилось, но Йоргенсен заметил:

— Не бойся, мой мальчик. Вряд ли ты будешь делать что-нибудь путное в ее видениях.

Анна-Мария рассмеялась и играючи шлепнула мужа. Затем поднялась и отправилась заправлять постель.