Но сейчас я просто боюсь. Боюсь глаз Альберта, его уверенной ухмылки. Они не пророчат добра.
— Я больше не хочу видеть тебя в таком состоянии! Ты моя жена, ты живешь в моем доме. И печаль твоя и улыбка должны принадлежать только мне.
И снова не смею сказать и слова. Смотрю на него подбито и жду, что же будет дальше.
— Все это, — указывает на мое лицо, — Моё. И это, — прижимает сильней за талию. — Тоже моё. Законно и бесповоротно.
Единственное, что просыпается во мне в эти секунду — это противостояние. Разум тянется к Альберту, объясняет, что так правильно, так нужно, но мелкие осколки сердца продолжают сопротивляться здравому смыслу и не желают видеть рядом со мной никого, кроме Давида.
— Надеюсь, с ним ты была так же строптива! — выцедив эти слова, он отпускает меня и немедленно покидает комнату, оставив меня наедине с самой с собой.
Я пошатываюсь и прижимаюсь к стенке.
Он все знает.
Знает, но продолжает быть рядом. И от этого только хуже. Я чувствую себя слишком падко перед его благородством. И понимаю, что недостойна к себе такого отношения. Его забота теперь кажется для меня ещё более удивительной и невообразимой. Весь оставшийся вечер, я не нахожу себе места, теряясь в мыслях и эмоциях и потихоньку схожу с ума.
Когда родители уезжают, а за окном начинает царить ночная мгла, я нахожу в себе смелость и прохожу в комнату, где находится Альберт.
— Можно? — постучав и открыв дверь, интересуюсь я.
— Да, проходи.
Я вхожу в комнату, осматриваю её со всех сторон. Она кажется мне спальней, полностью обустроенной для мужчины. Одинокого мужчины.
— Не спится? — интересуется он, наливая с графина стакан воды.
— Не спится, — повторяю за ним и неуверенно присаживаюсь на край постели. — Альберт, я хочу поговорить.
— О чем же?
Он садится рядом и протягивает мне воду.
— Спасибо, — принимаю стакан. — О нас. Расскажи мне о нас.
— Я уже говорил, рассказывать нечего.
— Но что-то же между нами должно было быть хорошего, не так ли?
— Знаешь, что мне нравилось в нашем браке, Амели? Твоё спокойствие на моё отсутствие в твоей жизни. Я не задавался вопросом от чего же такая безразличность, — он усмехается. — И лучше бы не задавался никогда.
К горлу подступает ком, и я начинаю нервно теребить рукав платья.
— Сейчас моё спокойствие тебя уже не радует?
— Мой ответ очевиден — отвечает сухо.
— Почему? — смотрю на него внимательно. — Ты пойми, я просто хочу понять, что изменилось? Ты говоришь мы были чужими людьми друг другу, однако сейчас заботишься обо мне так, будто бы я была самой лучшей женой для тебя.
Он улыбается и ложится на спину, закинув руки за голову.
— Ты была в тот день в коротком платье или в длинной кофте, не помню. Я вошёл в комнату и, увидев тебя такую домашнюю, аккуратную и скромную, вдруг понял, что хочу каждое утро видеть только такую картину перед своими глазами.
— А чем этот день отличался от других? — интересуюсь с особым любопытством, — То есть, наверняка, я часто ходила перед тобой в таком виде.
Он улыбается. Нет, скорее вновь ухмыляется. Приподнимается и, положив руку мне на талию, притягивает к себе, а после кладёт на спину, нависнув надо мной.
— Ты хоть что-нибудь помнишь, что связано со мной?
Я отрицательно качаю головой и с страхом смотрю ему в глаза. Боюсь каждого следующего его слова, движения, решения!
— На протяжении всего нашего брака, я просыпался в этой постели и шёл к тебе в комнату. Ты ждала меня уже одетая, и мы вместе спускались вниз на завтрак.
— Получается… — растерянно смотрю на него. — Получается, мы засыпали в разных комнатах?
— Получается.
— Всегда?
Он кивает взглядом, внимательно разглядывая моё лицо:
— А вы?
— Что мы?
— Засыпала ли ты с ним в одной постели? — спрашивает прямо.
В глазах и мыслях мутнеет от такого вопроса. Я не знаю, что делать. Понимаю, что врать совсем не хочу, но и правды сказать не осмелюсь. Надеюсь лишь на чудо, которое вдруг резко сменит тему нашего разговора или испарит меня.
— Сказать "нет" теперь стало сложно?!
— В моих воспоминаниях нет ответа на твой вопрос, — отвечаю, как можно более уклончиво.
— Ты либо спала с ним, либо нет! Как может не быть ответа?
— В обрывках, что я помню, между нами ничего не было.
— Может мне спросить у него?
От каждого нового его вопроса становится только хуже. И я уверена, что по моему лицу он читает больше, чем слышит ушами.
— Альберт… — дрожащим голосом отзываю его. — Мы с ним больше не общаемся.
— Для меня это очевидно. Будь иначе, разве ты бы столько плакала?
— Тебе все известно, но ты до сих пор со мной, — молвлю и останавливаюсь, озадачившись произнесенным. — Ты позже подашь на развод?
— На развод? А ты что, тешишь себя надеждой, что сойдёшься с уголовником? — он хватает меня за подбородок.
— Н-нет, — пугаюсь. — Но разве мы сумеем построить брак на такой почве? — виновато опускает взгляд.
— Амели, забудь о разводе. Я тебе его не дам, даже если ты попросишь.
— Из принципа? — недоумеваю я.
— Из влюблённости!
И не дав даже переосмыслить услышанное, он впивается в мои губы. Бесцеремонно, грубо.