"Господин Шварц пожелал узнать это у вас? Чудеса! Скоро он начнет спрашивать об этом у желторотых второклассников. Ну, остров называется Сала-и-Гомес. По имени открывателя. Кажется, испанца. А каков этот остров по величине, в квадратных километрах то есть, у меня не спрашивай. Я видел в трех энциклопедиях три цифры: 0,12; 4 и 38,5. Весьма поучительно запомнить. Насколько энциклопедиям можно доверять. Шамиссо побывал там в 1816-м. Он был в кругосветке ботаником у некоего Коцебу. Этот Коцебу, между прочим, в Таллинне родился".
Я сказал:
"У нас и улица его имени имеется. Я ее каждый день прохожу".
"Ах так, - произнес Улло. - А где ты живешь?"
Я назвал свой адрес, и, по крайней мере теперь, шестьдесят лет спустя, помнится мне, что он в тот же вечер впервые пришел к нам.
Мы сидели в моей комнате и чувствовали себя немного неловко, я-то наверняка, но и он, мне кажется, тоже. Он разглядывал мои пробирки и спиртовки, кусочки пирита, принесенные с Меривяльяского побережья, и все, что у меня там в "лаборатории" скопилось, и прогудел:
"Хочешь философский камень изобрести?!"
Я пожал левым плечом и перевел разговор на другое:
"Расскажи мне немного об этом Коцебу, о его кругосветном путешествии на паруснике".
Складным рассказчиком, по крайней мере в устной форме, Улло не был. Он как бы извергал слова, немного staccato2, затем бросал рассказ на полуслове, забыв даже закрыть рот (однако на это я внимание обратил, пожалуй, позднее), и через миг произносил:
"А может, все было так?.." - Или соответственно содержанию: "А может, сделаем совсем наоборот?.." - и добавлял нечто почти абсурдное.
"Ах Коцебу? Удивительное семейство. Пятеро братьев. Всех пятерых найдешь в любой мало-мальски солидной энциклопедии. Первый - мореплаватель, о котором мы уже говорили. Открыл 399 островов. Второй - писатель, офицер, землепроходец. Третий - генерал, и не какой-нибудь так себе генералишка, а полный генерал пехотных войск и польский генерал-губернатор, которого возвели в графы. Четвертый - дипломат, писатель. Русский посол в Швейцарии. Пятый - живописец. Батальный. И опять-таки не какой-нибудь там, а по распоряжению царя расписавший Зимний дворец. Но самая поразительная личность папаша этих пятерых. Сочинитель драм. Сосланный русским царем в Сибирь. Зарезанный немецким студентом. Много лет живший в Эстонии и написавший двести шестнадцать пьес. По мнению многих, интриган, негодяй и шпион. А может, и нет - ежели у него были такие сыновья".
Играли в шахматы. Он выигрывал, разумеется. Даже тогда, когда - по своему почину - отдавал мне ладью. И помнится, что своими совершенно неожиданными ходами в самом начале фантастически запутывал ситуацию. И лишь потом, когда я слегка привык к его манере (или когда он вместо ладьи отдавал мне ферзя), случалось, что я у него выигрывал. Но это много позднее.
В тот первый раз, как и во все последующие, мама пригласила Улло с нами поужинать, и за столом ему пришлось отвечать на вопросы отца:
"Чем занимается ваш отец?"
"Коммерцией. Насколько я знаю".
Отец приподнял брови:
"Как прикажете вас понимать - насколько вы знаете?"
"Это значит, что в Эстонии он занимался строительным делом. А теперь уже много лет за границей, и я точно не знаю, что именно он там делает. В смысле работы. И в другом смысле тоже..."
"То есть?.."
"Некоторые говорят, что он скрывается в Люксембурге или где-то там еще от здешних заимодавцев..."
"Тогда можно предположить, что у него на это есть свои резоны..." - протянул отец.
"Может быть, и нет, - сказал Улло. - Может быть, дело в том, что у него там французская мадам - и он не хочет этим огорчать маму..."
"Ах так, - отметил отец. - Ну тогда все гораздо проще. Или, наоборот, сложнее..."
После ужина мы с Улло вернулись в мою комнату. В половине одиннадцатого ко мне зашла мама сказать, что пора умываться перед сном. Улло встал, поблагодарил маму за ужин и ушел. И мама сделала следующее заключение:
"Вполне воспитанный мальчик. Но от его одежды - вы не почуяли? - пахнет подвалом. Это полуподвальная квартира где-то в Нымме, где они вынуждены жить. И уходить он совсем не умеет".
А когда отец (который никого ни в чем не подозревал, но над многими посмеивался) ничего на это не ответил, мама (которая ни над кем не посмеивалась, но подозревала почти всех) добавила:
"К тому же Яак еще ребенок. А этот Улло почти взрослый юноша. И я спрашиваю: что нужно ему от Яака?"
Отец сказал, и мне понравилось это страшно:
"Ну, стало быть, Яак не такой уж, по его мнению, ребенок.
2