Полет нормальный (СИ)

— Латынь, на рояле играет, рисовать умеет. А вот драться — ни разу не дрался! Домашнее образование, чтоб его! Общался только с приходящими учителями, слугами, да подругами мамочкиными. С детьми если и играл, то под присмотром взрослых.

— Тяжёлый случай, — соглашаюсь с президентом, не слишком огорчаясь. Это здесь такие как Ларри, редкость… в двадцать первом веке двое из трёх! И как лечить таких пациентов, известно давно.

Проживание отдельно от родителей, вечеринки, девушки… Вбратствах всё давным-давно отработано, лечат и не таких. Другое дело, как этот Ларри… да и не только он, испытания прошёл. Значит, есть стержень.

— Скорее пропаровозили, — мелькает мыслишка, — что, неужели при испытаниях новичков одинаково относились ко мне и к Заку? Нет, конечно! По мелочам, но различий хватало — более мягкие индивидуальные задания, чаще ободряли. Свой…

— Займёшься? — Чуточку неловко спрашивает Андерсон, — из Зака человека сделал, может и из него что получится?

Видя, что не спешу соглашаться, добавляет нехотя:

— Буду должен.

Киваю молча, подавляя вздох. Специализация на неврастениках… не то, что хотелось, совсем не то. С другой стороны, можно и привязать к себе этих домашних мальчиков, стать для них безусловным вожаком.

А можно и врагом… недавние слабаки и рохли часто ненавидят тех, кто был свидетелем их слабости.

* * *

— Лучшие, — с гордостью сказал Чагин, окинув взглядом шеренгу бедно одетой молодёжи, — ленинградские комсомольцы!

Собравшиеся в одном из санаториев в выходной день, комсомольцы вели шумно, весело переговариваясь и переходя от одной компании к другой с самокрутками в руках. Ясно было, что все они друг с другом знакомы, да и могло ли быть иначе, ведь здесь собрали ленинградских активистов.

Максим не дрогнул лицом, оглядывая неровный строй с равнодушным видом. Если Чагин думал воодушевить Заморского гостя, то зря — в настоящее время комсомольцы весьма… своеобразная публика.

Предельно идеологизированые фанатики, разбавленные любителями похулиганить под прикрытием государства, и приспособленцами, пытающимися использовать комсомол как трамплин для партийной карьеры. Разобраться, кто есть кто в этой пёстрой массе, проблематично даже опытному следователю, возьмись тот за столь сомнительную задачу.

— Боевые отряды еврейской молодёжи, — возникла в голове попаданца безрадостная мысль, — интернационал всех мастей под руководством Шацкина, Цетлина и Рывкина^[73]. Хунвейбины, бля… один в один, только что китайского размаха достигнуть не успели. Но пытались. Поддарочек…

— Отряд, смирно! — Скомандовал он, продолжая обдумывать проблему.

— Мутная публика… то ли третья сила, уже сильно подвядшая, то ли сторонники ОГПУ, сам чёрт не разберёт. Интересно, Мироныч хоть в курсе, как его слова Чагин перевернул. Ох, что-то мне подсказывает, что нет…

— Многие из них в ЧОНе^[74] служили, — вклинился Чагин. Прахин повернулся к нему и смерил ледяным взглядом. Опытному бюрократу, прошедшему горнило Гражданской и межфракционные стычки, к тяжёлым взглядам было не привыкать, но Максим справился. Аппаратчик заткнулся и увял под смешки комсомольцев, тяготевших одновременно к демократии и сильным лидерам.

Не знаю, что вам наговорили, — начал попаданец хрипловато, смерив взглядом каждого из полусотни в строю, — и какие у вас заслуги. Можете не выпячивать их — поверьте — у меня их больше.

Неприятно улыбнувшись, Макс помолчал. Возражать никто не стал, легенда кадрового разведчика, ещё до Революции начавшего сотрудничество с партией большевиков, прижилась на диво удачно.

— Теперь о неприятном, — снова улыбнулся он, — учить я могу не более пятнадцати человек, поэтому проведу отбор.

— Мы что, зряшно приходили? — Гневно сказал какой-то нервного вида молодой мужчина в старых ботинках и много раз чиненом костюме, — Отбор какой-то! Мы тут все отборные — чай, не шпана дворовая, а наиболее сознательная часть молодёжи! Пошли, парни.

Харкнув демонстративно на пыльную траву, он выразительно посмотрел на попаданца и двинулся в сторону станции. За ним зашагало с полдюжины человек, и Макс не стал никого задерживать, мысленно отмечая тех, кто решил плюнуть на него… в прямом и переносном смысле.

— Пятнадцать человек — максимум, который может обучить опытный инструктор, если у него есть помощники. Прошу не радоваться, что часть конкурентов ушла. Отбор будет проходить по нескольким параметрам, и если останется один человек, буду учить одного и проводить новые наборы. Это ясно?

— Да! — Прошелестело по выровнявшимся рядам. Попаданец поморщился еле заметно. Привыкший к фразам вроде так точно, ныне выкинутым из устава как старорежимным, он раздражался от многих советских реалий.

— Сперва бег, — привыкший к тому, что Каждый солдат должен знать свой манёвр^[75], по возможности объяснял свои действия, — который проверит вашу выносливость. По окончанию бега врач проверит показатели вашего организма. Потом задачки на сообразительность и скорость реакции. Ясно?

— Да! — Ответили вразнобой, стараясь не слишком галдеть. Стараясь, но…