Полёт одуванчиков

«Сказала, сказала, все мосты сожжены», — твердила Даша, бессмысленно глядя в монитор компьютера. Она рано пришла сегодня на работу, потому что теперь она боится пауз. Пройтись от метро до конторы — пауза. А раз пауза, значит, мысли. Проехала две остановки на маршрутке, в тесноте, стоя, но зато сразу упёрлась в массивную чёрную дверь офиса с круглым глазком по центру. Вчера она сказала Вике, что свадьбы не будет, сказала первой, после Ильи, конечно. И мамы. Если бы Вика только знала, только бы представляла себе, как помогла Даше поднести горящую спичку — к мостам. Теперь они сожжены, отступать некуда. Предстоит выдержать многое. На свадьбу уже приглашены почти все. Они с Ильёй бабочками порхали по Москве с пригласительными билетами. На тиснённом под старину фоне два белых, умилительных голубка, и вязью, золотой вязью, крупно — «Совет да любовь». Разлетелись бабочки по Москве, теперь не соберёшь. Надо обзванивать — свадьбы не будет. Даше стало страшно, сердце застучало тревожно, часто. Что я натворила! Не от мира сего, не от мира сего… Видно, не к добру случилась та давняя встреча на катке, не заладилось всё с самого начала. Илья скрыл, что женат, у меня проблемы со здоровьем, попытка разрыва, встреча с Викой и детьми. Потом вроде как старую одежду подлатали — ничего, прилично, в таком ещё ходят. Да только расползлась одежда по швам, не только на свадьбу — огород полоть не наденешь.

Маринка поздравительную речь репетирует. Свидетельница Маринка — теперь свидетельница моего великого позора, моей непростительной глупости. Да, мама так и сказала: «Непростительная глупость». Никогда между ними не случался скандал, теперь случился. Мама собралась и среди ночи уехала к отцу на дачу. А перед этим она столько всего Даше наговорила — вспоминать страшно. Уговаривала, приводила примеры, плакала, а когда поняла, что Даша будет стоять насмерть, чуть ли не площадной бранью осыпала дочь. Мама права, уж кто, как не она, хочет счастья Даше, а та сама от него отказывается! Да не отказываюсь я от счастья, моя дорогая, моя любимая мамочка! Я отказываюсь от несчастья. Произошло то, от чего я ограждалась, пряталась. Оно царапает, а я прячусь, больно царапает, а я терплю, прячусь, не вижу, не слышу, не хочу ничего замечать.

…Даша идёт на первое свидание с Гришей и Анечкой. Договорились встретиться в Сокольниках, там есть где порезвиться детям. Даша волнуется. Издалека увидела — стоят. Илья держит за руку Анечку. На ней нежно-розовое платьице с белой оборкой, в каштановых волосах роскошный бант, тоже белый. Гриша в красной кепке, нарядном голубом костюмчике. Чистенькие, ухоженные. Дети Ильи. Анечка скачет на одной ножке, норовит вырвать руку, Илья держит крепко. Гриша что-то, Даше не видно, сосредоточенно вертит в руках. По сторонам не смотрит. Илья заметил Дашу, радостно махнул ей рукой. Дорогое лицо засветилось улыбкой.

— Мы тебя ждём, уже волноваться начали. Дети, познакомьтесь, это тётя Даша, мы теперь будем часто встречаться, — Илья хотел ещё что-то добавить из заготовленных, видимо, фраз, но Гриша протянул Даше зелёный шарик, который вертел в руке.

— Надуй.

Илья перехватил Гришину руку.

— Я надую. А ты в следующий раз говори «пожалуйста».

Гриша взял и бросил шарик в мусорку. Илья его шлёпнул. Гриша заплакал. Анечка налетела на Илью.

— Зачем ребёнка бьёшь? Мама сказала, детей бьют только слабые. Ты слабый, да?

На Илью жалко смотреть. Он заискивающе улыбается, гладит Анечку по головке.

— Я сильный. Я ваш папа, а папы слабыми не бывают.

Гриша исподлобья смотрит на Дашу.

— Папа сказал, что ты нас в цирк поведёшь, веди.

Даша растерянно посмотрела на Илью, про цирк они не говорили.

— Да-да, в цирк! Ты, тётя Даша, забыла, у тебя в сумке билеты в цирк, вспомнила? Вон там, на летней площадке, нас ждёт клоун. Бежим!

Дети устремились вперёд по дорожке мимо роскошного куста жасмина. Жасмин источал насыщенный, умопомрачительный аромат. Илья шепнул:

— Будет у нас свой дом, посадим жасмин, много…

— Отец на даче давно посадил.

Даша не могла справиться с напряжением. Она сразу почувствовала — дети её отвергают. Выброшенный в мусорку шарик — это протест Гриши против незнакомой тёти, которая почему-то рядом с их папой. Анечкин выпад «не бей ребёнка» — протест Анечкин. Дети чувствуют — эта тётя явилась не с добром, она имеет на папу особые права, надо быть начеку. Дальнейшие события это подтвердили.

А у клоуна нос картошкой. Красный, круглый. А башмаки у него с загнутыми вверх носками, ходит и спотыкается. А ещё он говорит тоненьким голоском, пищит как цыплёнок. А то вдруг как забасит! Он бегает по площадке, падает, то и дело поправляет свой нос.

— Это кто к нам пожаловал? — пищит.

Гриша нисколько не смутился.

— Я — Гриша, а сестра — Аня.

— Гриша? — уже басом, — какое у тебя красивое имя, Григорий…

— Ильич, — добавляет Гриша для солидности.

— Ильич, — пищит клоун, — Григорий Ильич, дети, аплодисменты, к нам пожаловал Григорий Ильич!

Дети весело хлопают в ладоши.

— Сестра Анна Или… Илин… — Гриша не может выговорить отчество сестры, — пап, как?