– Там приехал адъютант генерала Милорадовича. Он объявил: «Русские требуют дать свободно покинуть город последним раненым и сопровождающим их казакам, иначе они подожгут Москву».
Маршал Дарю приблизился к Бонапарту.
– Сир, – сказал он, саркастически усмехаясь, – там русский офицер угрожает поджогом. Побежденные ставят ультиматум. Что вы им ответите, сир? Они не очень обнаглели?
– Ладно, скажите им, что я разгневан. Но я согласен на их условия. И пусть придут эти их… как их… пусть придут бояре. Они обязаны знать правила сдачи города победителям. И скажите, население мы не тронем.
– Этот наглый посланник Милорадовича заявил, что Москва пуста. Что за вздор! Здесь живут полмиллиона человек. Они сошли с ума, может быть? – удивлялся Дарю.
Кто-то из генералов тоже рассказал новость. Оказывается, неаполитанский король пытался договориться с этими бородатыми конниками с пиками и арканами. Он хотел с ними подружиться. Они сначала объявили, что выбирают его своим «хетьманом» – это вроде выборного предводителя и полководца. Его величество Мюрат согласился. Тогда они с диким хохотом и свистом ускакали по улицам Москвы и исчезли.
Тишина и безмолвие города поразили Наполеона. В Москве было полное безлюдье. Наглухо забитые двери, закрытые ставни. Солнце освещало немощёные улицы с порыжелой травой у тротуаров. Первые желтые листья падали с деревьев и вызывали у корсиканца чувство дурного предчувствия и досаду от напрасного ожидания коленопреклоненного признания его победы. Наполеон приказал поднять над самой высокой кровлей московских царей свой личный штандарт – алый язык пламени с золотыми пчелами. Этот алый штандарт показался ему внезапно зловещим, и внезапно сжалось сердце всегда счастливого полководца. К тому же он серьезно заболел, руки сводила судорога. Он не мог написать не одного приказа, не одной реляции. Горло почти одеревенело, он не мог внятно говорить.
Армия, разбившись на большие группы, отдыхала за Москвою по деревням, хотя деревни были пусты. Гвардия обедала в Кремле. Артиллерия генерала Гриуа растаскивала стога крестьянского сена в Серебряном бору. В московской медицинской школе с мраморной лестницей на втором этаже обедали офицеры главного интенданта «Великой армии» – Матье Дюма. С ними обедал гладко выбритый, чисто одетый плотный человек лет тридцати. Его звали Анри Бейль, комиссар по интенданству.
Он чем-то отличался от других офицеров и чиновников. Во-первых, он не видел штурма Смоленска, и не присутствовал на Бородинском поле. Заметным казалось, что он приехал прямо из Парижа. Однако Бейль обладал странным качеством. Он не торжествовал победу при Бородине и не испытывал счастья от занятия Наполеоном Москвы. Он почему-то не ждал от этого грандиозного похода «Великой армии» ничего хорошего.
Обед был отличный, с тонким выдержанным вином. Под впечатлением усталости, последних боев и переходов все не могли сдержать оцепенения. Окна домов, выходивших на площадь, отражали темный пурпур осеннего заката. А багровый закат предвещал ветреную погоду. Проснувшиеся будили спящих, прислушиваясь к какому-то постороннему шуму с улицы.
Дверь отворилась и с размаху ударилась скобкой о стену. Вбежавший офицер взволнованно произнес:
– Генерал, единственный продовольственный склад загорелся по неизвестным причинам. Я просил генерала Кригенера дать батальон для тушения пожара. Генерал сказал, что германские войска пришли с Наполеоном не для того, чтобы нести пожарную службу.
– Проклятый немец! – закричал Дюма. – Он хоть что-нибудь сделал?
– Он приказал схватить на улице двух русских мужчин и пожилую женщину. Кригенер приказал их повесить на дереве у базара. Он обвинил их в поджоге.
– О, идиот! Чего он этим добьётся? Бейль, я напишу вам несколько строк приказа. Вам придется потрудиться.
Комиссар Анри Бейль сел в двухколесную коляску с сопровождением гренадер и поехал на Красную площадь. Через полчаса он был у Покровского собора (храм Василия Блаженного) и вручил дежурному офицеру приказ генерала о предоставлении комиссару Бейлю двух эскадронов спешенных драгун.
Драгуны спали в верхнем пределе Василия Блаженного, а лошади занимали весь нижний этаж. Офицер построил пешую колонну, и все устремились в направлении базара и большого деревянного склада, над которым уже бесновались красные языки пламени и вздымались черные клубы дыма. На дереве около базара покачивались трое повешенных Крюгенером.
– О, тупоголовый фанфарон, – пробормотал Бейль и сказал офицеру: – Может быть, попали искры от наших походных кухонь?
– Да нет, господин комиссар, наших кухонь здесь нет. Склад был заперт.
– Красный закат предвещает ветер, который уже начинается, как назло. Чтобы локализовать пожар, нужны помпы. А где их взять, черт возьми? Разыщите бочки. Черпайте воду из ближних колодцев, фонтанов… из Москвы-реки, наконец. Пусть драгуны сбивают пламя мокрыми метлами. Действуйте!
– Слушаю, господин комиссар.