Полет орлицы

Собаки, лежавшие неподалеку друг от друга, мрачно взирали на Пьера Кошона. Священник сидел, сложив руки на животе, и ожидал, когда лорд Бедфорд, его повелитель, заговорит. Вспышки негодования, которые последнее время так часто терзали лицо лорда Бедфорда, сменились на мрачное веселье. Да, Компьен был отбит французами, но Жанна – еретичка и колдунья Дева Жанна! – теперь принадлежит им. А она стоила не только десяти своих капитанов, но двух Компьенов! Ее доставили в целости и сохранности, поместили в одной из комнат Буврёйского замка, обезопасили от самой себя, привязав к клетке, и теперь… Да, а что же теперь? А теперь в силу вступают законы церкви!

Бедфорд, стоявший у окна, повернулся к епископу Бове.

– Университет добивался суда над Жанной лично, – его зычный голос заставил трех псов немедленно повернуть головы к хозяину, – но она была взята в плен на территории епископата Бове – и потому судить ее вам[8]. Тем более, что в Руане кафедра архиепископа временно пустует. Я знаю, что ваши поместья заняты войсками Карла Седьмого. Ваш епископат Бове тоже в руках французов. Трудно лишиться одновременно и дома, и прихода. Зато самое время подумать о новой серьезной должности. Скажите, Кошон, вы хотели бы стать архиепископом Руанским?

Кошон трепетал, но не подавал вида. На его лице было смирение. Руан – заветная мечта! Руан – сказочная пристань. Всемилостивый Господи, помоги!

– Вы же знаете, главная цель моей жизни – служить Богу и английской короне, – смиренно ответил он.

– Считайте, что митра архиепископа Руана ваша, – Бедфорд взглянул на трех присмиревших собак. – Все, что мне нужно, это убедительное решение суда, что Жанна – ведьма, еретичка и колдунья. А все ее завоевания – не заслуга Бога, как она уверяла весь христианский мир, а происки дьявола. – Взгляд Бедфорда был холодным и требовательным. – Она должна быть проклята – церковью и людьми. Проклята во веки веков. Я полагаюсь на вас, потому что вы умнее других законников. Процесс будет открытым, Жанне позволят говорить во всеуслышание. Она – особа королевской крови, об этом знают почти все влиятельные аристократы, и мы не можем калеными щипцами выдавить из нее признание. Конечно, мы попытаемся сломить ее дух – найдем для этого средства… Ваша задача, Кошон, заставить ее признать свои грехи, какие – сформулировать вам, заставить раскаяться при всех, просить, умолять о пощаде! – Глядя на собеседника, регент зло усмехнулся. – А когда процесс закончится, мы бросим ее в тюрьму и заставим ждать окончания войны – полной победы Англии над Францией. Вернее, короля Генриха над самозванцем Карлом Валуа. И если эта ведьма не отправится в ад из тюремной камеры, мы отпустим ее – отпустим вместе с Карлом Орлеанским, ее братцем. Но я уверен, что о них забудут раньше, чем придет конец войне. – Бедфорд ткнул пальцем в епископа. – Главное, Кошон, Жанна должна превратиться из героини – в прокаженную!

Пьер Кошон возвращался в свой дом – иначе говоря, в архиепископский дом, который еще нужно было заслужить. Он ехал в карете по улицам Руана, под прицельным взглядом слуги и секретаря Гильома, размышляя над тем, что слишком много грезил об удаче. Одно дело – выкупить Жанну, и другое – судить ее. Многого требовал такой процесс от судьи! Очень многого! Весь мир будет смотреть на того, кто станет требовать приговора для Девы Жанны.

– Вы чем-то обеспокоены, монсеньор? – заботливо спросил Гильом.

– Ты приготовил форель, как я просил? – вяло поинтересовался у слуги Пьер Кошон. – Хорошо обжарил ее?

Карету тряхнуло, и зубы Гильома, уже хотевшего ответить, звонко прищелкнули. Кошон слабо улыбнулся. Как он устал за эти месяцы! Как измучился…

– Я обжарил ее так, монсеньор, что солнышко Прованса сможет позавидовать этой форели!

Кошон улыбнулся вновь – мастак на словечки его Гильом!

– А тех куропаток, что купил утром, ты замочил в винном соусе?

– Они сейчас наполняются им, монсеньор, как кубок – из бочонка бургундского! Ужин будет на славу!

– Хоть это радует, – кивнул Пьер Кошон.

И все-таки на лице его радости не было. Даже несмотря на обещание лорда Бедфорда сделать его архиепископом Руана. Ноша была тяжела. Молва о Жанне, спасительнице Франции, давно околдовала Европу. Ее имя прославляли колокола всех французских церквей и повторяли с надеждой уста всех французов, ее имя с трепетом и страхом произносили англичане. До него доходили слухи о характере Жанны – властной, дерзкой, не умеющей лукавить, но зато умевшей говорить правду своему королю в лицо.

Сила, воля и страсть – против зрелости, опыта, глубоких теологических познаний.