Место, куда Томми должен был отправиться, никак не называлось. Строго говоря, его не было на карте города. Белое пятно, которое старательно обходят те, кто дорожит своей репутацией. И все же Томми вспомнил, словно сам город шепнул ему на ушко – этот бар когда-то назывался «Сойка» и в шестидесятые был одним из тех заведений, на которых висела табличка «Для цветных». Потом табличка бесследно исчезла вместе с названием бара. Новое никто придумывать не стал, в безымянный бар потянулись безымянные личности, а на другом конце города открылся приличный «Клён», поразив жителей уютностью и изяществом интерьера, напоминавшего об охотничьих домиках, служащих на подхвате у семейных аристократических замков.
После этого жители сошлись во мнении, что в городе существует только один бар, а старая «Сойка» была вычеркнута из их памяти.
Томми предстояло сделать невероятное – заново открыть Америку и договорится с аборигенами, имея в кармане всего пару купюр.
Томми сильно сомневался в успехе предприятия – Колумбу было не шестнадцать лет, и он был не один.
Но деваться было некуда, и Томми побежал в сторону «белого пятна», стараясь держаться в тени, чтобы не попасться на глаза полицейскому патрулю.
Вышла полная луна. Томми бежал, как перепуганный волк, по ошибке оказавшийся в центре каменных джунглей. Или, пожалуй, волчонок.
Он нашел бар с третьей попытки. Железная дверь между спящим парнем в разорванной куртке и пеной на губах и маленьким баком с помоями. На баке сидел черный с пролысинами кот.
Над дверью тускло светил фонарь, забранный проржавленной решеткой.
Томми вошел, крепко стиснув зубы, и оказался в плотной пелене сигаретного дыма. Дым плотными слоями колыхался в воздухе, и сквозь него нечетко вырисовывались: круглые столы, покосившиеся скамьи, сломанный музыкальный автомат без единого огонька и длинная стойка, заслоненная выгнутыми круглыми спинами в рубашках самых разных цветов.
Томми прошел к стойке – внимания на него не обратил никто. Над стойкой болталась старенькая колонка, а провода от нее неряшливо тянулись к небольшому магнитофону. Томми с отрешенным интересом узнал в магнитофоне кассетник, а вот несущуюся из колонки музыку узнать не смог.
Со второй попытки забравшись на барный стул (он вертелся, скользил и был слишком высоким), Томми поймал безразличный взгляд бармена и попытался выражением лица попросить бармена о помощи.
Тот подошел и уставился на Томми.
– Я ищу Кевина Кленси! – как можно громче сказал Томми.
– Я вызываю полицию, парень, – в ответ пророкотал бармен неожиданно звучным и тяжелым голосом.
Таким исполняются мужские оперные арии.
– Не надо полицию! – выкрикнул Томми, пытаясь заглушить музыку. – Я не собираюсь пить и пришел только за мистером Кленси!
– Кленси?
– Он только что вышел, – ответил сидящий рядом с Томми мужчина в клетчатой ковбойке. – Дышит свежим воздухом.
Томми спрыгнул со стула, заметив, что бармен тянется к телефонной трубке.
– Спасибо, – сказал он и вышел.
На улице навалился холод. В дымном помещении бара у Томми закружилась голова, и он прислонился к грязной стене, хватая ртом воздух. Нужно прийти в себя и убираться отсюда, пока за ним не приехали копы. Дурацкая была идея, изначально дурацкая…
Томми повернул голову. Совсем рядом кого-то тяжко и долго рвало. В паре шагов от Томми парень в разорванной куртке блевал, держась рукой за край мусорного бака. Потревоженная кошка с голодным видом сидела рядом.
Парень выпрямился, поймал пальцами длинную нитку тягучей слюны и стряхнул ее на кошку. Та сразу принялась вылизываться.
– Кевин Кленси? – спросил Томми, не веря своим глазам.
Бывший тренер футбольной команды только казался молодым парнем – он сохранил спортивную подтянутую фигуру и был высок ростом, но его лицо, обращенное к Томми, было старше его тела лет на двадцать. Сиреневые мешки под глазами, опухшие скулы и восковые припухлости-мешочки – у уголков губ, на подбородке, на висках и даже возле носа. Казалось, под кожу Кевина Кленси закачали поллитра дурно свареной, комковатой манной каши.
– Это все сосиски, – сообщил Кленси хриплым, надорванным голосом, обозревая лужу блевотины. – На вкус как были дерьмо, так и остались…
С этими словами Кевин Кленси развернулся и, пошатываясь, побрел по переулку, а Томми пошел следом, отставая на шаг.
– Надо же… еще не утро, а я так накачался… – бормотал Кленси, – это значит, у меня были деньги… а куда они делись?
Он остановился и начал медленно, тщательно выворачивать свои карманы. Из одного из них выпала монетка, и Кленси, кряхтя, принялся ее поднимать, с трудом сгибаясь и качаясь, как колышется привязанный на веревочку воздушный шарик при слабом ветерке.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказал Томми.
Он впервые общался с человеком такого склада, но совершенно его не боялся. Было в Кевине Кленси что-то живое и подкупающее, что явственно проступало даже через пьяную, неряшливую его оболочку.
– Ты не играл в футбол, – вполне трезвым голосом произнес Кленси. – Я тебя не помню.
– Не играл, – согласился Томми. – Я вообще неудачник.