– После Реформации земли отошли королю, – сказал Тик, – а здание лет этак сто использовалось под жилье. А потом построили Кирстенслот, и тут все пришло в упадок.
Они осмотрели внутренний двор монастыря, по которому когда-то сновали монахи. В их кельях теперь хранились садовые инструменты.
– Тут есть такие штуки, к которым лет двадцать никто не притрагивался. – Тик пнул ржавое железное колесо, а потом открыл дверь в просторное светлое помещение. Там было чисто и сухо, хотя высокие узкие окна стояли без стекол. – Когда-то здесь были кельи монахов, а сейчас летом и осенью порой живут сезонные рабочие с фермы.
Они вошли в церковь, где хранилась всякая рухлядь. Пахло сыростью. Тощий черно-белый кот уставился на них негодующе, словно спрашивая, кто дал им право тут шляться, и выпрыгнул в окно.
Приподняв край полотняного чехла, Харальд обнаружил сверкающий «роллс-ройс» – без колес, на подпорках из кирпича.
– Отцовский? – спросил он.
– Да. Дремлет на привязи, пока нет в продаже бензина.
Еще там стоял деревянный верстак с тисками, весь в рубцах и шрамах, и висела полка с инструментами, вероятно, для ухода за машиной, когда она была на ходу. В углу пряталась раковина с краном для холодной воды. Ближе к стене громоздились ящики из-под мыла и апельсинов. В один из них Харальд заглянул. Там оказалась груда игрушечных машинок из раскрашенной жести. Он взял одну рассмотреть поближе. В окне автомобиля виднелось лицо водителя: на боковом стекле он был нарисован в профиль, на ветровом – анфас. Харальд вспомнил, как страстно мечтал о такой когда-то, и бережно вернул машинку на место.
В дальнем углу стоял одномоторный аэроплан без крыльев.
– Что это? – заинтересовался Харальд.
– «Хорнет мот» английской компании «Хэвилленд». Отец купил его пять лет назад, но летать так и не научился.
– А ты в нем летал?
– Еще как! Нас катали, когда он был новенький.
Харальд прикоснулся к огромному, метра два в размахе, пропеллеру. В глазах юноши математическая точность изгибов делала пропеллер произведением искусства. Самолет стоял, чуть накренившись на сторону: шасси было повреждено, а одна шина – спущена.
Он погладил фюзеляж и с удивлением обнаружил, что тот выполнен из ткани, натянутой на раму, кое-где морщинистой, кое-где рваной. Выкрашенный светло-голубой краской, корпус самолета был оконтурен черной линией с белой кромкой, но окраска, когда-то свежая и бодрящая, поблекла, запылилась и, в потеках масла, выглядела неопрятно. Впрочем, крылья у самолета все-таки имелись: такие же, как у биплана, и выкрашенные серебром, они были отведены назад, поскольку держались на петлях.
Через боковое окно Харальд заглянул в кабину: примерно как в автомобиле два сиденья бок о бок, лакированная приборная доска с множеством круглых шкал. Обшивка одного из сидений лопнула, из дырки торчит набивка. Похоже, там угнездились мыши.
Он нашел ручку дверцы и забрался внутрь, не обращая внимания на шорохи и топоток спешно убегающих лапок. Уселся на сиденье без дырки. Управление казалось несложным. В середине торчала рукоятка, пользоваться которой можно с любого сиденья. Положил руку на рукоять, ногу поставил на педаль… Наверное, летать – занятие еще более захватывающее, чем водить мотоцикл. Он представил, как парит над замком, словно огромная птица, а в ушах его рокочет мотор.
– А ты водил его сам? – спросил он Тика.
– Нет. Зато Карен брала уроки.
– Да ну?
– Ей не хватало лет, чтобы получить права, но летала она здорово.
Харальд подвигал рукояткой, заметив переключатель «вкл./выкл.», пощелкал туда-сюда, но ничего не случилось. Рукоять и педали ходили в гнездах слишком свободно, так, словно ни к чему не подсоединены. Заметив, что он делает, Тик пояснил:
– Часть проводов в прошлом году срезали – понадобилось починить какую-то машину на ферме. Ну, пойдем дальше.
Харальд не возражал бы еще часок повозиться с аэропланом, но Тик заскучал, и он выпрыгнул из кабины.
Они вышли и, оставив монастырь позади, тележной колеей двинулись дальше. К замку Кирстенслот примыкала большая ферма.
– Ее сдали в аренду семейству Нильсен еще до моего рождения, – рассказывал Тик. – Старик Нильсен выращивает свиней на бекон, у него молочное хозяйство с призовыми коровами и нескольких сотен акров под зерновые.
Они миновали широкое пшеничное поле, пересекли луг, на котором паслись черные с белым коровы. А потом запахло так, что невозможно было не понять: неподалеку свинарник. На проселочной дороге, ведущей к дому фермера, им попался трактор с прицепом. Юноша в комбинезоне в явной растерянности навис над капотом. Тик поздоровался с ним за руку.
– Привет, Фредерик. Что стряслось?
– Да вот, вез в прицепе семейство Нильсен в церковь, а мотор возьми да заглохни прямо на середине пути!
Харальд перевел взгляд на прицеп и увидел там две скамьи.
– Пришлось взрослым топать в церковь пешком, а малышню повели домой, – вздохнул Фредерик.
– Это мой друг Харальд. Во всем, что касается машин, он просто волшебник.
– Я бы не возражал, если б он поколдовал над этой.