полёт «шмеля»

Появление на свет ребёнка не пробудило в Аркадии отцовские чувства. Он смотрел на этот сморщенный красный писклявый комочек и только плечами пожимал. Не то Леночка. Материнство, о котором она мечтала, захватило её сразу, как только она впервые покормила своего сынишку. С головой уйдя в заботу о сыне, она ничего и никого, кроме своего ненаглядного мальчика не замечала. Она умилялась тому, как он морщит свой носик-кнопку, как пускает слюни, как жадно сосёт её полную молока грудь, а, насытившись, смешно отрыгивает и закрывает глазки. Она ревностно относилась к попыткам понянчить внука не только родителями Аркадия, но и своими отцом с матерью тоже. Вдруг ненароком причинят боль её крошке – ведь мальчик такой хрупкий!

Особо не подпускала к ребёнку и Аркадия, хотя тот не слишком-то и настаивал на близком общении с сыном, появление которого рушило все его планы. И под разными предлогами избегала исполнения своих супружеских обязанностей. То она очень устала, то у неё болит голова, а то и вовсе категорично заявляла, что сегодня ей нельзя.

Впрочем, Аркадия это не смущало. После родов Леночка заметно раздобрела, от былой, завораживающей мужчин фигуры её остались одни воспоминания. Аркаша из-за капризов жены монахом жить не собирался, кругом было много молодых женщин и девушек.

Однажды в гости к его родителям пришла школьная подруга матери Роза Семёновна Стук, адвокат, заведующая юридической консультацией в одном из районов Москвы. Так случилось, что именно в этот день Аркаша заскочил к родителям повидаться и познакомился с Розой Семёновной. Она тепло поприветствовала коллегу-юриста, которого последний раз видела ещё в нежном возрасте. Расспросила Аркашу, чем он занимается, какие у него планы на будущее и вдруг предложила: а не хочет ли он попробовать свои силы на адвокатском поприще? В случае положительного ответа обещала похлопотать за него, тем более что в её консультации имеется свободная ставка.

– Надеюсь, с вашего предприятия вам дадут положительную характеристику? – уточнила.

– Вроде бы претензий ко мне не предъявляли, а не так давно меня и в партию приняли.

– Партия это хорошо, конечно, – без особого вдохновения ответила Роза Семёновна. – Однако партийность у нас не обязательна.

О, боги, если бы эти слова он услышал от Розы Семёновны года полтора назад, когда понуро шёл под венец!

Через три месяца, уладив все необходимые формальности, Аркадий Михайлович Шмелевский стал адвокатом.

2

Худой высокий человек, не старый, но с заметной сединой в белобрысой голове, остановился неподалёку от бревенчатого дома, не решаясь, по-видимому, пересечь палисадник и войти в подъезд под железным, слегка покорёженным козырьком. На человеке этом был военного покроя френч со споротыми погонами, отчего узкие полоски на плечах выглядели темнее. Помявшись с минуту, он, опасливо оглянувшись по сторонам, всё-таки направился к подъезду, осторожно приоткрыл скрипучую дверь, державшуюся на ржавых петлях и юркнул в подъезд, прохладный, несмотря на царившую в природе июльскую жару. Прохладу подъезда разрезал до тошноты резкий кошачий запах и кошки, как показалось вошедшему, притаились где-то в темноте под деревянной лестницей, насторожено взирая на пришельца.

Уняв разволновавшееся сердце, он по-военному одёрнул свой френч и, взойдя по ступенькам, повернул к одной из двух дверей, расположенных на этаже справа от входа. Подошёл, ещё раз одёрнул френч, пригладил слегка вспотевшей от волнения пятернёй редкие волосы, осторожно постучал, почему-то вздрогнув от этого стука, и тут же укорил себя за то, что не нужно было приходить сюда.

…Макс фон Штайнер, капитан люфтваффе, попал в плен в 1943 году, когда его мессершмитт был сбит в воздушном бою на подступах к Сталинграду. Он, тяжело раненый в полубессознательном состоянии, успел вывалиться из горящей кабины самолёта, но приземлился на территории, занятой советскими войсками.

Полученные немецким лётчиком раны залатали в полевом госпитале и как только смог он самостоятельно передвигаться, отправили в лагерь для военнопленных. На этом война для Макса фон Штайнера и закончилась.

Условия в лагери были жёсткие, порой даже жестокие. И повинна в этом были не только охрана, люто ненавидевшая проклятых фашистов, но и те условия существования, сложившиеся в среде лагерного контингента. Небольшие пайки почти не утоляли голод, чтобы избежать смерти от истощения тот, у кого оставалось больше сил, нападал на какого-нибудь доходягу, отнимал пайку, а зачастую, если дело было зимой, раздевал донага и оставлял околевать на морозе, тем временем поспешно натягивая на себя обноски обречённого.

Не редко на разносчиков пищи нападали, избивали в кровь, если те сопротивлялись, и всё это – чтобы влить в себя лишнюю миску жиденького супа или пососать беззубым ртом с потрескавшимися дёснами чёрствую корку хлеба.