Окончательно излечившись от ран, бравый майор убыл к себе в Саратов, обещая, что как устроится, непременно вызовет и Надю. Устроится-то он, наверно, устроился, но Надю не вызвал. В сумбурном письме извинялся, просил простить, мол, встретил другую. Надя и раньше не питавшая никаких иллюзий на счёт серьёзности их отношений, не расстроилась, не рассердилась на майора, зла на него не затаила. Но и не написала ему, что ждёт ребёнка.
Мальчик родился крепеньким, здоровеньким, Надя назвала его Иваном.
… Робкий стук в дверь едва долетел до слуха Нади, зашивавшей порванный рукав пиджака. Она поднялась с кровати, вышла из комнаты. Она легко догадывалась, кого сейчас увидит на пороге своей комнаты.
3
Худой высокий военнопленный в потемневшем от пота вылинявшем френче со споротыми погонами оступился на краю скользкой после дождя канавки, всплеснул руками, чтобы удержать равновесие и выронил папиросу. Она упала в небольшую лужицу, зашипела и тотчас погасла. И такая боль отразилась на бледном лице его, что проходившая мимо молодая женщина с сумкой в руке приостановилась и с сочувствием посмотрела на неудачника. И тут же достала из кармана мужского пиджака, что был на ней, пачку папирос и протянула военнопленному. Находившийся неподалёку охранник посмотрел на это сквозь пальцы.
– Спасибо, – принимая из рук женщины неожиданный подарок, сказал военнопленный на чистом русском языке.
– Вы русский? – слегка растерялась женщина.
– Немец, – ответил, опуская глаза тот.
Так случай впервые свёл простую русскую женщину Надежду Говорук и субтильного потомка немецких аристократов Макса фон Штайнера.
Была весна 1948 года. Среди немецких военнопленных во всю заговорили о скорой отправке на родину, о том, что многие уже вернулись в Германию. Эти оптимистические настроения разделяли, впрочем, далеко не все. Кто-то прослышал, что военнопленных, а особенно немцев, не отпустят до тех пор, пока они не восстановят всё порушенное ими во время войны. А в такой огромной стране, как Россия на это могли уйти годы и годы!
Некоторые отчаявшиеся вырваться из плена, пускались в бега. Но далеко ли убежишь без знания местности, языка, без еды, соответствующей одежды? Большинство ловили и помещали в специальные лагеря для беглецов, расположенные в Тульской области. Были, конечно, и те, кого изловить не удавалось, хотя число их было мизерное. Но это не значило, что они добрались даже до границ СССР с какой-нибудь Финляндией или Польшей. Особенно если попадался беглый немчик на глаза бывшего фронтовика да ещё под хмельком – пиши, пропало!
Были и такие, кто путём членовредительства пытался добиться отправки домой или, по крайней мере, уклониться от работы. Топор соскользнёт неловко или пила вместо бревна полоснёт по руке. Что ж, бывает, таких горемык лечили. Но прежде зорко проверяли. И если доказывали умышленность этих действий, а не случайность, то отправляли эдаких «гражданских самострелов» по приговору Военного трибунала в исправительно-трудовые колонии лет на пять – вот тебе и скорое возвращение на родину!
Макс фон Штайнер в побег не собирался, решил испить горькую чашу плена до дна. Осознание того, сколько горя его страна причинила русским людям, тяжёлым камнем легла на его ранимую душу. Почему Гитлер называл русских недочеловеками? Почему хотел уничтожить этот народ, не причинивший немцам никакого зла? После того, что гитлеровская армия творила на русской земле им бы нужно нас ненавидеть всё душой! А они…
Вот, например, эта молодая, бедно одетая женщина, пожаловала ему целую пачку папирос «Норд» и улыбнулась сочувственно его неловкости. Сентиментальный капитан люфтваффе позже, когда остался один и слегка дрожащими пальцами доставал из пачки папиросу, даже слезу пустил, вспоминая эту милую добрую женщину.
Другой раз он увидел её возле водонапорной колонки с двумя полными воды вёдрами и попросил позволить ему помочь ей донести их до дома, как бы в благодарность за ту пачку папирос: чем он ещё мог её отблагодарить! Она позволила это ему. А потом, когда он внёс вёдра в её крохотную комнатушку в бревенчатом бараке, одарила его куском сала, ломтём хлеба и несколькими варёными картофелинами. И принимая этот дар, вновь на глаза Макса фон Штайнера навернулась слёза…
Жильё Нади Говорук находилось на той улице, на противоположенном конце которой пленные строили дома. И часто, идя на работу или возвращаясь, Надя встречала этого высокого худого немца в полинявшем френче со споротыми погонами, который в ответ на её дружескую улыбку изящно склонял свою гордую белобрысую голову с заметной сединой, виновато улыбаясь при этом тонкими почти бескровными губами.
Спустя некоторое время Надя, которой Макс вновь помог донести вёдра с водой, пригласила его зайти в дом, где они вскоре сделались любовниками. Всё произошло столь неожиданно, что только спустя некоторое время они задумались о том, что же будет дальше?