– А теперь? – вдруг спросил сыч. – Какого мужчину ты хотела бы видеть рядом теперь?
– Никакого, – отрезала я, когда закончила таращиться на непонятливого вельвинда, хлопая ресницами. – У меня теперь, если ты забыл, муж. И как бы я не мечтала о свободе от него, никто нас не освободит друг от друга. До последнего вздоха, вот так. Нет, исключения в законе, конечно, есть, но причины для расторжения брака такие, что… словом, это не мой случай. Может, уже вернёмся под крышу? Прохладно тут.
– Да, сейчас… Ветрено тут, согласен, но хорошо. Иди сюда, теплее будет.
Прежде чем я успела что-то ответить, Рене обхватил меня вместе с пледом и прижал спиной к себе. Я дёрнулась. Для порядка. Потому что по телу сразу же прошла волна тепла, а в объятии сыча я никакой угрозы для себя не почувствовала. Он действительно хотел только поделиться теплом.
– Жаль, – выдохнул он мне в макушку.
– Чего именно?
У каждого из нас была уйма поводов для сожалений.
– Что ты, продолжая строить смелые планы, упорно обрекаешь себя на одиночество. Я уверен, что раздобыть ключ и снять запирающее заклинание с замковых стен у нас получится. А дальше…
– А дальше как можно дальше отсюда, – напомнила я. – К морю. Я очень давно не видела моря. Поселюсь в приморском спокойном городке, где белые домики с бирюзовыми крышами, цветущие магнолии и наглые чайки. Сниму жильё… мне немного надо.
Рене как-то резко покивал, задевая меня подбородком.
– Да-да, ходить на берег смотреть закаты и рассветы, вязать шаль и плести картины, может быть, начать приятельствовать с соседкой, не любящей совать нос в чужую жизнь, и ходить к ней на чай с лимонным кексом. Дэри! Тебе не семьдесят лет, чтобы одиночество скрашивала пожилая соседка и лимонный кекс!
Я развернулась в его руках, насколько смогла, столкнулась с негодующим янтарным взглядом.
– А чего мне хотеть в оставшийся срок жизни?! Я не гожусь для подвигов и великих свершений, я не жажду мести императору, хотя желала ему смерти и сыпала проклятьями в его сторону, и не надену траур, если объявят о его смерти. Я просто хочу покоя, но такого, который вольна выбирать сама. А не вот эту навязанную заботу с ржавым привкусом решёток на окнах. И нет ничего ужасного в любовании закатами и вязании шалей и пледов.
– Не согласен. – Сыч дёрнул руками, прижав меня к себе сильнее. – Тебе нельзя одной.
Я нахмурилась, пытаясь ухватить ускользающую мысль, сама при этом зашевелилась, чтобы Рене ослабил хватку, и он, спохватившись, разжал стиснутые руки. Замер на несколько секунд, прислушиваясь к чему-то, закусил губу. Глаза смотрели мимо меня, на снежные пики.
– А с кем можно? – издевательски уточнила я. – Намекаешь, что в оставшиеся годы жизни надо пуститься во все тяжкие? Забыть о чести и морали, завести интрижку, а то и не одну? Бери от жизни всё, да?
– Почему интрижку-то? – обиженно переспросил Рене, отворачиваясь от темнеющих в стороне гор.
– Потому что, как бы далеко я не сбежала, я останусь замужем и никаких новых отношений не построю.
– Ерунда.
Я выпростала из пледа руку и покрутила перед носом вельвинда оголённой кистью. Той, на которой вился брачный узор.
– Да не такая уж ерунда, Рене. Поэтому тихий городок, беленький песочек и красивые рассветы с закатами. Разве что… Я помню про тебя, моя маленькая сова. Если всё получится, я обязательно потрачу всё оставшееся время на поиски мага.
– Не зови меня совой.
– Сегодня не буду, – проявила я покладистость. – Вернёмся? А то ты поесть не успеешь…
Руки, обнимающие плед, разжались, и я поспешно шагнула в сторону.
– Всё должно быть не так, – сказал сыч мне в спину, заставляя обернуться. Шагнул следом, с явственным сожалением покидая смотровую площадку. Подошёл, подхватил ладонь, потому что дальше начинались ступеньки, а темнота вокруг разлилась чернильная. – Мне безумно приятна твоя забота и твоё желание помочь снять заклятье. Когда ты так веришь, и у меня сомнений не остаётся…
Он прервался, чтобы пройти по ступенькам и узкому переходу обратно на галерею, придерживая не только мою ладонь, но и локоть. Я прислушивалась, всматривалась в темноту, но присутствия загулявшей прислуги не заметила. Да и Рене с его чутким слухом подал бы сигнал. Верила я не до конца. Сомневалась в своих силах, но старалась не показывать сомнений и неуверенности.
– Но за моей проблемой ты забываешь о своей.
Мы шагнули на каменные плиты, присыпанные сухой листвой. Сыч так и держал меня за руку, я видела лишь его силуэт и тыквенно-жёлтый мерцание: впервые обратила внимание, что его глаза светятся в темноте.
– О которой?
– Я не согласен с твоим сроком жизни, лиро. Рано смиряться! Мы… Я из-под земли достану грамотного целителя, который сможет тебе помочь. Я не верю в неизлечимость твоего недуга.
– Лиро – что это? Или кто?
За отвлечённым вопросом я старалась унять разошедшееся сердце. Так хочется окунуться в новую надежду, слыша такую страстную уверенность!
– Это... – Рене очаровательно запнулся. – Обращение к девушке, женщине, принятое у нас. Вежливое. Ты должна жить, ласточка. Долго-долго. Я хочу, чтобы ты жила.