На меня падал дождь, меня качал ветер, мои листочки обрывали проходящие козы. Проходили временя года, и я пускала корни все глубже, находила путь между камней, крепко держалась, привязывала себя к месту. В моей кроне гнездились поколения птиц. Куницы лазали по моим веткам, растили детей в дупле. Осень за осенью мои листья меняли цвет, высыхали и падали к моим ногам. Мои зерна уносил ветер, птицы и насекомые, мои дети росли, закрепляясь в почве. Весной за весной появлялись новые листья, свежая зелень надежды. Король и атаманы ехали мимо меня на гордых конях, овцы паслись вокруг меня, фермеры и пастухи отдыхали в моей тени. Волшебный народец тоже приходил, они танцевали вокруг моего ствола, делали короны из моих листьев, жили на моих ветках. Они уважали мои дары.
Я была старой по человеческим меркам. Моя сила угасала, насекомые ели меня изнутри, ветки обламывали осенние ветра. Буря сгибала меня. Я прижималась к юному дереву, выросшему из моего зерна. Меня окутывал мох. Маленькие существа укрывались в моей гниющей древесине. Жуки жили на моем большом теле. В смерти меня окутывала жизнь. А под землей, в пещерах Олбана, мои корни все еще крепко держались.
— Тебе не кажется, — прошептал кто-то, — что на его щеках словно появилось немного румянца?
— Айе, — выдохнул другой. — И в глазах словно появился блеск, не думаешь?
Я вдохнула, открыла глаза, и колени подвели меня. Я не успела упасть, Постоянный и Верный подхватили меня и удержали. Они помогли мне сесть на скамейку у костра. Комната кружилась, хотя я сидела. Сейчас или утро, или ночь, я словно днями там стояла.
— Не закончила, — выдавила я. — Не могу… отдыхать…
— Тебе лучше немного поесть и выпить меда, — сказал Постоянный. — Ты долго там стояла. Для девочки слишком долго.
Они знали, что я не хочу отвлекаться, и Верный пошел за едой. Когда он вернулся, Тали ждала в дверях, чтобы отвести меня в туалет.
— Все хорошо? — она нахмурилась, разглядывая мое лицо.
— Угу, — я слишком устала, чтобы думать, тем более, говорить. И если я начну говорить, но потеряю веру, что это сработает.
— А не похоже. Позови, если я буду нужна. Я буду за дверью.
— А как же…?
— Шрам и остальные справятся без меня.
— Тебе не нужно…
— Нужно.
Я спала, пока Постоянный и Верный были там, но только когда не могла уже держать глаза открытыми. У стены были скромная кровать, наверное, для служанки Леди, и там я лежала под меховой накидкой, которую мне дали, когда я только пришла сюда. Двое были слишком высокими, чтобы помещаться, они по очереди спали на полу.
Я потеряла счет дням и ночам. С того раза, когда я нашла путь в сон Лорда, дерево искало трещину, чтобы проникнуть в нее корнем. Я двигалась все глубже и глубже, искала следы Леди. Хоть я и уставала, с каждым разом проникать становилось все легче, я чувствовала в теле тяжесть земли, медленные ритмы в биении своего сердца, в костях была прочность камня. Я уже не была голодной, хотя Двое заставляли меня есть. Я стала терпеливой. День за днем Тали водила меня в туалет, умыться и переодеться, и я видела, что она становится все тревожнее, но я не думала о времени, хотя оно было важным для нас. Я старалась не думать вообще.
Медленными шагами я проникала в сознание Лорда. День за днем, ночь за ночью я ходила там и видела яркие вспышки среди тьмы, то, что он любил, что потерял, что решил оставить в стороне. Всюду была Жемчужинка: кроха с персиковыми щечками, которых восторженно касался отец, темноволосый ребенок весело смеялся, когда его кружили в воздухе, быстрая девочка, полная любопытства, хмурящаяся ученица, склонившаяся над свитком с вопросом во взгляде. Жемчужинка бегала, лазала, играла на маленькой арфе. Жемчужинка применяла магию, превращала кота в камень. Жемчужинка кричала на отца. Каждый раз я слышала злые слова, ее длинные волосы взмывали, и она выбегала из комнаты.
«Она оставила меня. А мои последние слова ей были: «Непослушная негодница! Если ты не можешь владеть собой, как сможешь владеть магией?».
Леди была неуловимее. От Двоих я узнала, что ее звали Сиона, она пришла с далекого севера, с земли вечного льда. Но я не видела ее в мыслях Лорда, словно потеря Жемчужинки стерла жену из его памяти.
— Они любили друг друга? — спросила я у Двоих в день, когда от разочарования сдалась рано и села ужинать с ними у костра. Все мы устали. — Поссорились? Расстались? — было сложно понять, как Леди ушла от своего мужчины, погруженного в горе.
— Он любил ее, — сказал Верный. — И она его. Но после смерти Жемчужинки между ними остались слова. И их не высказали.
— Расскажите, если можете.
— Он винил себя. Если бы он не накричал на нее, если бы сделал все иначе… он не мог этого простить. Он запутался в этом.
— Леди напоминала ему, что и ей больно, — сказал Постоянный. — Но он ее не слушал, он сильно горевал. Она ждала, а он не менялся. И она сказала ему, что не может исцелиться, пока она с ним.