Полет змея. Магия Телемы XXI века. Мировоззрение, теория, практика

От прикосновения Огненного Кадоша Сияние нашего Господина впиталось в Ничто нашей Госпожи Тела Молока Звезд.

Огненный Кадош погас только тогда, когда Входящий отступил назад за порог,

И Повелитель Молчания был водружен на цветок Лотоса.

Потом свершилось все то, что должно было свершиться.

И Все, и Одно, и Ничто были убиты, когда убивали Воина 418,

Такое поразительное совпадение текстов просто не может быть случайным! Остальные совпадения, которые будут рассмотрены дальше, имеют, скорее, косвенный характер и вполне могли бы быть всего лишь натяжкой автора, если бы не это прямое воспроизведение целой системы символов, неизвестных в то время европейцу.

Посмотрим на строку 11.

Число одиннадцать имеет особое значение в Телеме, ибо в первой главе «Святой Книги Закона» пророк говорит от имени Нюит: «Число мое 11, как число всех, кто от нас». А здесь, в параграфе 11, говорится об «убийстве воина 418». То есть тем самым, фактически, читающему дается некий ключ — Книга Арарита является, своего рода, «Книгой правильной смерти», а процесс, описанный выше — это процесс распада стихий, происходящий на стадии умирания.

Обратите, однако, внимание на одну интересную деталь. Констатируя полное совпадение текстов в большинстве мест, в двух «узловых» точках мы всё же видим некоторую символическую перестановку. Так, в Тибетской Книге Мертвых вода распадается в огонь, и только огонь распадается в воздух, тогда как в Книге Арарита всё обстоит в точности наоборот. Поначалу у читателя может возникнуть предположение, что речь идет об ошибке Кроули, но вряд ли может быть допущена ошибка в тех местах текста, где символизм прописан столь детально, вплоть до высших его стадий.

Я рискну предположить нечто иное: речь может идти о разнице культур. Для тибетской культуры, которая, во-первых, принадлежит стране, территориально находящейся на возвышенности и в которой почетными похоронами считаются такие похороны, когда тело покойного отдают птицам, что символизирует растворение тела в воздушной стихии, очевидно, именно воздух имеет более возвышенное значение, чем огонь. Для Запада же, где тело либо хоронят, либо кремируют, огонь возвышается над «формулой воздуха». Интересно, что если во времена Кроули и раньше, преобладала традиция хоронить мертвых в земле, то в новом эоне, как раз с начала века, все более распространенным становится обычай кремации.

Такого рода перестановка местами огня и воздуха может дать пищу для очень глубоких эзотерических рефлексий, так что прямой вопрос о том, «кто же прав», попросту становится лишенным смысла. Например, известно, что Кроули разделял взгляды Гераклита, верящего в «огненное семя», и этим самым «огненным семенем» Кроули почитал букву Йод, первую букву формулы Йод-хе-вау-хе. Однако приоритет огня ставится под сомнение уже тем обстоятельством, что в арканах Таро Нулевым Арканом, является Дурак, который соответствует Корню Сил Воздуха.

Таким образом, в вопросе взаимоотношений воздуха и огня в обсуждаемом нами контексте следует прийти к перефразированной идее типа «он есть сын своего сына и отец своего отца».

Следующая «перестановка» заключается в том, что меняются местами пространство и разум. Я полагаю, что это вновь обусловлено разницей в системе координат обоих текстов: если тибетская традиция отрицает существование какой либо индивидуальной души, то индийская понимает индивидуальную душу как луч Единого Солнца, и в этом отношении Телема, разумеется, ближе к индийской традиции.

Шестой и седьмой пункты обоих текстов совпадают просто поразительно, и даже противоречия в восьмом пункте, скорее, напротив, дополняют друг друга, как бы подчеркивая, что речь в текстах идет об одном и том же.

Проанализировав окончание Книги Арарита, переместимся в её начало.

И зададимся вопросом: имеют ли первые главы этой книги какую-либо параллель с «Тибетской книгой мертвых»? Текстуально, разумеется, не имеют. Однако относится ли это к ее формуле, самому ее принципу, идее? Обратите, пожалуйста, внимание на то обстоятельство, что в первой части книги адепт соприкасается с простыми, мягкими формами планетарных энергий, тогда как во второй — с гневными и отвратительными. Но тем более странным кажется для западного человека её решение: автор как будто целенаправленно изгоняет «мягкие» проявления Божественного, но при этом, всматриваясь в проявления отвратительные, находит в них Бога.