Полевое руководство для научных журналистов

Так я нашла Энди Карвина, 29-летнего IT-аналитика, который по своей ДНК искал корни своей семьи в Украине. Карвин отправил свой генетический материал в компанию Family Tree DNA – небольшую фирму в Хьюстоне, штат Техас, которая занимается именно такими разысканиями, поскольку его отец часто говорил, что они были из коэнов, еврейского сословия священнослужителей. Новые исследования по Y-хромосомам могли отследить общие гены коэнов на 3000 лет назад, ко временам Аарона, библейского прародителя этого сословия. С помощью генетического тестирования Карвин не только выяснил, что на его Y-хромосоме были маркеры коэнов, но и нашел такие же маркеры у другого мужчины в базе данных, т. е. 250 лет назад у них был общий предок. Так что в ноябре 2000 г. Карвин сел на поезд в Филадельфию и познакомился со своим генетическим «кузеном», 59-летним Биллом Скверски. «Мы тут же подружились, – сказал Карвин. – Я как будто навестил своего дядю».

Еще одним генетическим первопроходцем в моем материале была Перл Данкан, писательница с Ямайки, которая попросила прихожан церкви в Нью-Йорке родом из Ганы дать ей образцы ДНК в виде мазков со внутренней поверхности щеки, чтобы помочь восстановить семейную историю, затерявшуюся на кораблях работорговцев из Африки. Затем в частной лаборатории Данкан сравнила образцы ДНК прихожан с генетическим материалом своего отца и нашла достаточно совпадений, чтобы заключить, что ганские семейные прозвища ее предков не были случайностью. А Даг Мамма, искавший в интернете людей с похожими фамилиями, заплатил за исследование Y-хромосом незнакомых людей в Германии и таким образом нашел там родственников. Я долго и упорно искала героев, пока не нашла пожилую алеутку с Аляски, которая не просто протестировала свою ДНК, но и была готова об этом поговорить. Ее очень занимали собственные сибирские корни. На поиски ушло очень много времени, и часто я задумывалась, существуют ли вообще люди, которых я ищу. Но, когда я наконец села за текст, я знала, что собрала хороший материал.

Четвертый признак хорошей истории помимо большой темы, тщательной репортерской работы и интуитивного поиска правильных героев – перспектива. Читатели должны знать широкий контекст материала, почему он важен и как наука пересекается здесь с историей человечества. Это особенно важно сейчас, когда большинство людей узнает новости из электронных СМИ, где широты взгляда на вещи страшно не хватает. В своей книге Фадиман могла позволить себе роскошь большого текста и потратить несколько глав на объяснения, как бегство хмонгов от преследований в Лаосе и долгие годы в лагерях беженцев в итоге породили столько проблем с их переселением в США. В материалах для еженедельной газеты я в лучшем случае могу позволить себе несколько абзацев о последних двух десятилетиях генетических исследований, начиная с открытия метода полимеразной цепной реакции (ПЦР) в 1983 г., который упростил копирование и изучение ДНК, до последних работ, в которых доказывается, что неандертальцы почти наверняка не были предками современного человека. Но эти несколько абзацев могут быть самыми важными. Они показывают читателям не только, как развивалась наука – что сработало, а что нет, – но и как меняющиеся взгляды общественности и культурные императивы меняют саму науку. С ними мир становится хотя бы немного, но понятнее.

Я до сих с теплотой вспоминаю свой материал 1997 г. о проблемах ученых, которые пытались помочь в лечении 20 % американцев, злоупотребляющих алкоголем. В Европе, Великобритании и Австралии эту проблему давно считали угрозой общественному здоровью и использовали программы снижения вреда – стратегии, основанные на практических шагах по минимизации ущерба от зависимости, а не на стремлении к полному воздержанию. Однако исследователей, которые успешно проводили работу по распространению умеренного потребления алкоголя в США, в особенности среди студентов университетов и молодых военнослужащих, строго критиковало профессиональное сообщество, считавшее воздержание единственно верным решением. Только изучив долгую и запутанную историю отношений Америки с алкоголем и узнав, что в последние 100 лет алкоголизм в основном рассматривался как проблема морали, несмотря на растущее число свидетельств о его генетической подоплеке, я смогла объяснить читателям, почему умеренное потребление алкоголя даже сегодня почти никогда не рассматривается как стратегия лечения этой зависимости.