Полгода — и вся жизнь

Усилием воли я возвращаюсь еще раз в тот подаривший мне надежду день, когда Камилла неожиданно объявилась у меня и задыхающимся от гнева голосом заявила, что ее муж и Верена исчезли. Просто исчезли, не оставив никакой записки. Купальный сезон еще не кончился, но была уже осень, в школах шли занятия. «Вчера днем, — рассказывала Камилла, и у корней ее волос постепенно выступали красные пятна, — Верена не пришла домой». Сначала она не придала этому значения и лишь потом, когда стало поздно, забеспокоилась, так как Верена всегда была пунктуальна. Куда бы она ни позвонила, никто не знал, где Верена. Юрген тоже ничего не знал. «Юрген? — спросила я с удивлением. — Он-то здесь при чем?» — «Он мог узнать что-то случайно, почему бы нет?» — объяснила Камилла, не переставая смотреть мне прямо в лицо. Наконец ей пришло в голову расспросить обо всем своего мужа. Она позвонила ему в бюро. Ей сказали, что после обеда он уехал. Только тогда до нее стало доходить, что произошло. Она ждала до поздней ночи, но никто из них не объявился. Она обыскала письменный стол мужа и обнаружила, что пропала большая сумма денег. Значит, Франц задумал что-то серьезное. И Верена была с ним.

Она приехала ко мне, чтобы сообщить, что вернет Верену любой ценой. Камилла никогда не заботилась о том, чтобы оставить мне хоть какую-то надежду.

Франц Эрб опять повернулся ко мне.

— Сначала все шло хорошо, — сказал он. — Швейцарский институт, который я нашел для своей дочери, был очень известным учреждением. Верена давно была в курсе моих планов. Когда я забрал ее из школы, она решительно бросила свою маленькую сумочку в машину и сказала, что без багажа путешествовать лучше, она рада убежать от всех. Во время поездки мы веселились как дети, и на какое-то время я вообразил, что смогу остаться жить со своей дочерью и мне не нужно будет возвращаться под гнет брака и работы.

Мы хотели переночевать в небольшом местечке у границы и оттуда позвонить Камилле. Но когда я заказал разговор, Верена удержала меня. «Не делай этого, — сказала она, — давай еще хоть несколько часов побудем на свободе».

В моей жизни иногда бывали чудные вечера. В охотничьих хижинах, с моими друзьями, задолго до того, как я женился. Но этот вечер с дочерью где-то в Тироле, в местечке, название которого я забыл, был самым прекрасным. Неважно, что мы ели, что пили. Не имело значения даже то, что мы говорили. Мы были просто счастливы. Я был убежден, что спас Верену от опасности. Освободившись от страха и укоров совести, она опять стала уверенной в себе, веселой девушкой, такой, какой я хотел видеть свою дочь. Я уже предчувствовал ее блестящее будущее и был очень доволен своим решением увезти ее из Вены, а также ее согласием на этот шаг. Но когда мы уже стояли перед нашими комнатами, я так и не смог пожелать ей спокойной ночи. Я заметил, как вдруг изменилось ее лицо, как исчезли с него радость и беззаботность.

— Нет, у нас ничего не получится, — сказала она с отчаянной серьезностью. — Тебе не под силу вырвать меня из этой любви, отец. Поедем обратно.

— И тогда вы поняли, что здесь ничего не поделаешь и сдались, — продолжила я. — Вам стало ясно, что она возьмет себе то, что должна взять, что она не сможет обойтись без помощи своей матери, хочет она этого или нет. У вас больше не было возможности спасти Верену от ее судьбы, не было возможности помочь Ренате Ульрих.

— И Францу Эрбу, — произнес он.

— Да, — согласилась я, — и вам тоже.

— Мне хорошо знакомо ваше состояние, — тихо говорит он. — Тебя пытаются снова и снова ранить. Это опасно, потому что раны уже не успевают заживать. Поэтому я должен покинуть вас.

— Вы возьмете меня с собой? — робко спрашиваю я.

— Нет, — отвечает Франц Эрб. — Раньше я бы с удовольствием забрал вас. Но сейчас я должен принять другое решение. Пообещайте мне, что вы не пойдете за мной.

Какое-то время я не отвечала. Но потом уже не могла больше видеть, как он стоит, мнет в руках шляпу и умоляюще смотрит на меня.

— Хорошо, — сказала я, — я обещаю.

На третью неделю болезни я поняла, что все же не хочу, или еще не хочу, умереть. Я спросила Ингу, как отразилось на работе в бюро мое отсутствие. «Очень плохо, — ответила она, — я не могу взять на себя всю твою работу, и если твоя болезнь продлится, то нам придется кого-то пригласить». Я знала, что если я хочу жить, то должна заслужить это право и лучшей работы, да еще с такой подругой, как Инга, мне не найти. Хотя я была пока недееспособна, прикована судьбой к постели и еще не преодолела боль, одно представление о том, что я опять попаду в финансовую зависимость, пусть даже от социальных учреждений, было для меня невыносимым.