Полгода — и вся жизнь

На большом листе бумаги я начертила план. Вверху, в центре, я написала: «Надежды». Слева: «Порвать с Грегором». Эта надежда показалась мне выполнимой, поэтому справа я поставила плюс. Потом я написала: «Матиас вернется». В этом я была уверена, — в конце концов, ему предстоит сдавать экзамены на аттестат зрелости. Так, значит, еще один плюс. Дальше: «Матиас осенью не поедет в Штаты». Здесь у меня нет никаких перспектив, я поставила знак минус. Я продолжала: «По крайней мере провести с сыном лето». Неплохая мысль, поэтому справа я поставила плюс и минус друг под другом. «Больше общаться с мамой» — жирный крест. «Избавиться от Камиллы». Зачеркиваю и пишу: «Разгадать Камиллу». Не знаю, почему мне вдруг пришло в голову это слово. «Разгадать» — девять букв, к которым были прикованы все мои мысли. Я расчленяла слово по буквам, чтобы потом опять составить их в той же последовательности и вновь удивиться результату как чему-то новому, еще не до конца понятому, но достойному того, чтобы к этому стремиться и бороться. Собрав все свое мужество, я осторожно продиралась сквозь эти буквы, пока, переведя дыхание, вновь не остановилась лицом к лицу перед этим словом. Было ли в нем решение? Найдено ли наконец решение для меня и того отрезка жизни, который мне еще осталось прожить? Поможет ли мне попытка разгадать Камиллу, которая всегда была для меня загадкой и которую я даже не хотела представлять себе иначе? Глупо было бы предположить, что она когда-нибудь сама бросится мне в ноги. Эти размышления измучили меня до глубины души, но загадочное очарование ее личности все же не отпускало меня, и я удивленно и растерянно рассматривала лист бумаги и свои детские записи, которые нужно было довести до конца. Я сделала это, поставив рядом с надписью «разгадать Камиллу» одновременно прочерк и крест. Вопрос для меня оставался открытым, но решение его было возможным. Потом я подвела итог. Пять плюсов против четырех минусов. Есть основание, чтобы не сдаваться? «Да», — сказала Рената Ульрих и пошла принять душ, включая попеременно то горячую, то холодную воду.

Июль 1943 года был жарким и сухим. Урожай обещал быть хорошим, зерновые с налившимися колосьями стояли плотной стеной. Лугам не помешал бы дождь, но кормов для зимы было достаточно уже теперь.

Ганс Ахтерер был доволен. Он часто ходил вечером на ближайшие поля и наблюдал, как зреет ячмень, рожь и пшеница. Уборка его не беспокоила: с помощью украинских рабочих он быстро справится с урожаем. В этот раз он хотел привлечь к уборочным работам своего сына Петера, который с нетерпением ждал их начала и обещал привезти с собой нескольких друзей из окружной гимназии.

Больше, чем уборка урожая, Ганса беспокоила другая проблема, но и ее решение тоже, кажется, теперь не за горами. Несколько дней назад, поздно вечером, его друг Густав Бухэбнер неожиданно появился у него с двумя мужчинами. Одним из них был барон Ротенвальд, сосед Густава, о котором он уже слышал, другой был коммерсантом из Словении. Он плохо знал немецкий, и барон переводил ему. Их интересовали станки, которые были спрятаны на поле в амбаре. Ганс Ахтерер в последнее время очень расстраивался из-за них, так как амбар был нужен ему для хранения урожая. Кроме того, он уже дважды во время своих вечерних прогулок встречал там сына бюргермайстера, у которого не было причины гулять в тех местах.

После наступления темноты, вооружившись карбидными лампами, все отправились к амбару. Ганс Ахтерер и инженер очистили станки от сена. Барон и словак заинтересованно наблюдали за ними, обмениваясь время от времени непонятными замечаниями. Потом коммерсант долго и со знанием дела осматривал станки и разговаривал с бароном. Инженер тем временем так разнервничался, что Ганс Ахтерер стал бояться необдуманных высказываний с его стороны. Сам он наблюдал за всем спокойно, думая о том, что скоро освободится от неприятных хлопот, связанных с этим делом. Барон отказался сообщить нетерпеливо ждавшему инженеру о решении словака прямо здесь, в амбаре. Поэтому всем опять пришлось пройти в дом Ахтерера. Грета поставила на стол подкопченное мясо приятного сочно-розового цвета, нарезанное тонкими просвечивающими кружками, что было встречено гостями с большой радостью. После бесконечных вступительных слов господин из Словении объяснил, что купит все станки, кроме двух, которые не может использовать, и заберет все в ближайшее время. О цене он договорится с бароном, которому, насколько он знает, инженер дал все полномочия. На протест Густава Бухэбнера барон отреагировал неожиданно резко и сказал, что будет так, как он скажет, а если это не нравится инженеру, то сделка вообще не состоится. В этот момент Ганс Ахтерер впервые вступил в разговор и дал своему другу понять, что из соображений собственной безопасности он тоже заинтересован в быстрейшей отправке. Густав Бухэбнер был вынужден сдаться.