И бегут по дорогам другой страны миллионы автомобилей, живучих как кошки. Они скроены по особой мерке, так подогнаны к фигуре и карману жителей этих берегов, что живут долго. Среди этих автомобилей есть много достойных, есть такие, что до сих пор поражают инженерной мыслью и конструкторской смелостью, есть такие, что стали символом неуспеха в жизни.
Но есть особая порода четырёхколёсных механизмов, род самодвижущихся экипажей — который навсегда сплавлен с самим словом «автомобиль».
В СССР, когда человек спокойно, без стыда признавался в том, что у него есть автомобиль, это означало одно.
Это значило, что у него есть автомобиль «жигули».
Нет, существовали ещё «москвичи» — не очень удобные, куда чаще ломающиеся. Были «запорожцы», ставшие персонажами анекдотов ещё в семидесятые.
Было гордое стадо «волжанок». Но на чёрных «Волгах» ездили секретари райкомов, а на белых — директора рынков.
Поэтому, когда обыкновенный советский человек говорил, что у него теперь есть машина, это означало, что он купил «жигули».
Так вот, я буду рассказывать историю Виктора Полякова, который привёл этот автомобиль из Европы, построил для него инкубатор и сделал буквально членом семьи миллионов советских людей. Потому что большинство тех людей старше тридцати, что сидит сейчас за рулём, — начинали с них, лупоглазых «копеек», с «пятёрок» и «шестёрок». С казавшихся спортивными «восьмёрок», с машин отцовских и купленных на первые шальные деньги, с собранных по винтику и выигранных в лотерею.
Вот они — перед нами: в каждом дворе, на каждой сельской улице. Выглядывают из консервных банок гаражей-ракушек и из-под сугробов.
В них история нашей страны, история политических реформ, из которых многие неизвестны, история городов и краёв и история людей — от сборщика с пока ещё не автоматической отвёрткой в руках до генерального директора завода.
Вот что такое история автомобилестроителя Полякова.
В этой истории мало быта, её героям привычнее составлять документы и распоряжения, чем вести живой разговор с потомками. Лозунги прошлого иногда кажутся смешными.
Личных документов отца народного автомобиля практически нет.
Мы восстанавливаем его жизнь вместе со временем. Он гнал от себя журналистов, будто те могли отнять лишнюю минуту у работы, принципиально не писал мемуаров.
Вот вам, читатель, в заключение два документа, два машинописных свидетельства — вместо характеристики:
Центральная научно-техническая библиотека
Министерства автомобильной промышленности СССР
Уважаемый товарищ Поляков Виктор Николаевич!
ЦНТБавтопром по заданию руководства Министерства автомобильной промышленности СССР готовит к изданию библиографический указатель «50-летие Советского автомобилестроения», в который войдут материалы, написанные специалистами автомобилестроения.
В связи с этим просим Вас представить в ЦНТБ не позднее 10 июня с. г. перечень Ваших трудов, книг, статей и других материалов.
Директор ЦНТБавтопром
Афонина К. А.
Директору Центральной научно-технической библиотеки автомобильной промышленности тов. Афониной К. А.
Уважаемая Клавдия Алексеевна!
На Ваше письмо о высылке перечня трудов, книг, статей и других материалов сообщаю, что тов. Поляков В. К. не имеет своих трудов, книг, статей и других материалов.
11. 06. 1974{1}
ТОМСК — СИБИРСКОЕ ЧУДО
Судьбу различных городов легко было распознать на вокзале: достаточно было поглядеть, какой хлеб едят местные жители. В Томске хлеб был чёрный, мокрый и тяжёлый: пятилетка обошла Томск, и Томск умирал… Томск мог умереть, но в Томске был университет…
Запихай меня лучше,
как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Они сошли с поезда утром. У поручней вагона светился масляный фонарь, незнакомая земля была пуста и холодна.
Но они преодолели почти недельное путешествие, одна станция — Тайга — своим именем говорила многое. Решение было принято, и первый шаг на новую землю уже не значил ничего. Мужчина сошёл первым, подал даме руку. Спустили на землю девочку. Чемоданы принял сгустившийся из воздуха носильщик. Но вокзала видно не было — туман окутывал несколько деревянных зданий. То, что было перед ними, не было городом.
Они шли по деревянным настилам поперёк путей. Путей было много — даже по московской вокзальной мерке. Чемоданы плыли впереди.
Одно бревенчатое здание со скошенной крышей, пакгауз, другое — чистенький белый домик, наконец, вокзал — но не город, а преддверие его.
Дальше нужно было ехать на лошадях — к ним нёс уже носильщик небогатые чемоданы. Извозчик заломил неслыханную цену — два рубля. Сторговались, впрочем, на полуторах.