Поляна, 2013 № 01 (3), февраль

— У всех нормальные столы, а мне стол на ноги давит, а спина знаком вопроса согнулась! Его что, специально для меня принесли из начальных классов?

— Умная ты какая, Егорова! Ноги выросли, а ума не прибавилось!

— Я пойду, Варвара Ивановна. Что-то нехорошо мне.

— Иди, Егорова, но только завтра чтобы от родителей записка была. А то я тебя в школу и за такой стол не пущу.

Я пошла. Я повернулась и пошла. Мне действительно вдруг так стало плохо. Я шла и думала: «Ну почему она меня так ненавидит? Сколько раз просила пересадить. Я ей говорю: у меня сколиоз. А она: у всех сколиоз! Дура!»

Надо идти домой. Что ждет меня там?

Разбитый аквариум…

Школа и дом смотрят через дорогу друг на друга множеством окон. Небольшая площадка перед школой, клумба, канава и мост через нее. Асфальтовая широкая дорога как граница пролегла и раздвинула пространство. И вот мой дом. Я поднималась по лестнице, перескакивая через ступеньки. В подъезде всегда холодно. Здесь где-то поселился страх, и каждый раз он гонит меня быстрее вверх по лестнице. Внизу часто темно, и кажется, что кто-то прячется за дверью или в том углу, где дверь в подвал никогда не закрывается. А выше, где почтовые ящики ждут писем и газет, можно перевести дух. Кто-то что-то печет. И никакая дверь не может удержать сладких запахов. Они находят лазейку, чтобы вырваться. И едкий запах гуталина тоже тут. Малыш из двадцать первой квартиры плачет. Здесь на общей лестнице все встречается: голоса, запахи, звуки.

Я поднималась на четвертый этаж. Где-то кричали, ругались, что-то разбивалось. Голоса мужской и женский перебивали друг друга, потом смешивались, перепутывались и снова разлетались в разные стороны. Я шла медленно выше и выше. Вдруг хлопнула дверь, и все это оглушительно вырвалось на лестницу и понеслось по площадкам пятиэтажного дома, покатилось прямо на меня. Я отскочила, прижалась в каком-то углу. И раскаленный шар промчался мимо. Это были мои родители. Меня не заметили. Хлопнула подъездная дверь. Стало тихо. Я поднялась, открыла дверь в квартиру. Осколки захрустели под ногами. Скатерть со стола уползла в сторону, и вазы нет. Разбросаны вещи. Из аквариума капает вода и растекается по письменному столу, прячется где-то под учебниками, потом находит путь на пол. Рыбки на мокром полу раздувают жабры. Я налила в банку воды и собрала рыбок. Зашла на кухню, поставила банку на подоконник. Тюлевая занавеска болтается с одной стороны на оставшихся не оторванных петлях. На столе разделанная селедка, сверху в селедочнице много луковичных колец. Несколько тонких ломтиков сыра на блюдце. На плите в сковородке жареная картошка. Хрустнуло стекло под ногами, и зубы заныли. Вернулась в коридор, бросила сумку с учебниками на пол, посмотрелась в зеркало. Его купил отец и долго потом забивал гвоздь в окрашенную коричневой краской стену. Я закрыла дверь и ушла.

Что-то рушится, ломается, исчезает и тепло уходит. Нет, батареи горячие. Но только батареи… Что здесь вчера случилось? Поругались? Но не помню, чтобы они так ругались. Нет, было что-то похожее. Потом мы с отцом уехали на море одни, без мамы. Да-да, мама сказала мне тогда, что ее с работы не отпускают. Потом я ходила по берегу моря и все что-то искала, искала.

Мы на почте, отправляем посылку. Я и отец. Смотрю на него и думаю:

«Как ему в голову такое пришло? Я мучилась несколько дней, что мне с этим всем делать. Так хочется показать маме. Не тащить же все это в рюкзаке и чемодане, а он решил мою проблему за час». Вот мужик, который принимает посылки, спрашивает:

— Что там у вас, кирпичи что ли?

Отец мне хитро подмигивает и отвечает:

— Зачем же с моря кирпичи посылать?

Я ему улыбаюсь, а мне так хочется рассмеяться. Так прикольно! Какая разница, что люди отправляют, а если и кирпичи. Выбегаю на улицу. За мной выходит отец. Безудержный хохот вырывается из меня наружу. Меня начинает трясти, и кажется, что голова сейчас оторвется.

Потом я сижу на берегу. Ко мне подходит отец и садится рядом. В руке у него большой, с ладонь, круглый белый камень. Отец хочет бросить его в воду. Я не даю ему этого сделать, наваливаюсь на него, пытаюсь отнять. Он смеется. Мы начинаем возиться, он опрокидывает меня на песок. Меня начинает все это злить.

— Где? Где камень? — с обидой спрашиваю я.

— Зачем он тебе? Вся комната в твоих находках. Мы завтра уезжаем.

Я молча заглядываю ему за спину. Вот он! Я беру его в руки. Тяжелый. Теплый. Словно яйцо огромной птицы оказалось у меня сейчас в руках. Отец наклоняется ко мне, а я веду пальцем по разноцветным едва видимым линиям камня.

Вечером мы складываем камни в посылочные ящики. Я не могу наговориться и все показываю отцу. Смотри — это каменное сердце. Это, приглядись, медведь уснул, это ладонь с тремя пальцами…