— Ну, что с вами делать? — пожурил Иван. — Дайте хоть чаю, а коньяк у меня у самого найдется.
— Один моментик, — выдохнул голос и исчез.
Иван полез в карман и действительно обнаружил там стограммовую бутылочку коньяку.
— Чаек пожалуйте и пирожочки, — раздалось над ухом.
На столе перед Иваном как по волшебству возникли чашка и блюдце со слоеными пирожками. Он взял один.
— С чем?
— Человечинка, — заверил голос. — Самая свежая-с.
Ивану было любопытно, хотя и страшновато. Он откусил кусочек, пожевал немного и выплюнул. Мясо было холодным и безвкусным. Он положил надкушенный пирожок на тарелку и отодвинул ее подальше.
В темноте кто-то заскулил. Повернув голову, Иван увидел несколько оскаленных волчих морд.
— Вам чего? — испугался он. — Пирожочков?
Морды придвинулись.
— Нате, — он схватил пирожок и швырнул его в темноту.
Через мгновение послышалась короткая грызня и вновь все стихло.
— Сейчас начинаем, — сообщил голос.
Тут лишь Иван взглянул через стол и увидел напротив себя такую же чашку, золотую массивную пепельницу с дымящейся сигарой, белые холеные руки в кружевных манжетах, узловатые, тонкие пальцы непомерной величины. Одна из рук вытянулась над столом и перед Иваном стопкой легла карточная колода.
— Снимите…
Иван снял колоду, и она скользнула обратно на другой край стола.
«Ловок, шельма, — восхитился он. — Неужели сам Дьявол?»
— Он самый… он самый и есть, — подтвердил голос. — Большой мастер!
— Во что играем? — шепотом спросил Иван.
— Сию минуту узнаю, — с готовностью откликнулся голос и пропал.
«Надо же, какой услужливый, — подивился Иван. — А денег-то у меня все равно нет».
Тем временем через стол, порхая словно бабочка, перелетела карта.
— Это вам, берите, — услышал он над ухом.
— Так во что играем?
— Ах! — спохватился голос. — Забыл спросить. Я сейчас…
«Услужлив, да уж видно, что бестолков», — усмехнулся Иван.
Он перевернул карту и увидел…
18
В огромном кабинете горел электрический свет. Окна были плотно зашторены. От дубовых дверей вдоль стены, мимо длинного стола и высоких стульев, багровой лентой тянулась ковровая дорожка.
Человек с трубкой в руке приблизился к дверям, вынул из брючного кармана ключ, вставил его в замочную скважину и повернул на два оборота. Оставив ключ в замке, он прошел вдоль стола, опустился в кресло и раскурил трубку. Веселый огонек заиграл возле глаз… И вдруг тело его напряглось, спина выпрямилась и окостенела, пальцы рук впились в подлокотники, и весь он словно одеревенел. Дыхание стало глубже, на желтых морщинистых щеках заиграл алый румянец, глаза широко раскрылись и потемнели, трубка выпала изо рта…
Но не кабинет увидел Иван, стол и портьеры бесследно исчезли; на широкой торговой площади рядами стояли виселицы, жарко пылал огромный костер, люди в ужасе бежали, бросая товар и оставляя лавки открытыми. Затрубил охотничий рог и на площадь вышел грозный всадник в сопровождении свиты. Следом за ним вели толпу узников. Всадник окинул взглядом опустевшую площадь и крикнул двум смельчакам, стоящим на ближней кровле:
— Не бойтесь, собаки! Зовите остальных! Кого сам поймаю, худо будет!
Опричники бросились сгонять людей, постепенно площадь заполнилась.
— Народ! Увидишь муки и гибель; но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой? — крикнул всадник. Ответом была тишина. — Так прав иль нет? — Нестройный гул полился со всех сторон. — То-то же, — ухмыльнулся всадник и поднял руку.
Ивана поразил нечеловеческий блеск в глазах палачей, какая-то дикая свирепость была написана на их лицах, словно они были одержимы неизмеримой жаждой крови и стремлением видеть чужие мучения. Ему запомнился один из казненных, тем, что, будучи подвешен за ноги и рассечен на части, не выразил на лице своем ни тени страдания, словно душа его была нечувствительна к телесным мукам. Он умер тихо и с кротостью, несмотря на изощренность палачей.
— Мало!!! — словно гром раздалось вдруг из-под земли, но никто не услышал этого кроме Ивана, всадника и человека в кресле. — Мало!! — повторил гром, и палачи забегали быстрее. Кровь текла ручьями, воздух был насыщен смертью. — Мало! — и всадник, умертвив всех, велел привести жен и детей казненных, пока, наконец, усталость и довольство не окутали его.
— Домой! — кивнул он свите и тронул коня…
…Вновь перед Иваном возник кабинет, вновь ковровая дорожка на полу, сквозь задернутые портьеры пробивался дневной свет. Человек в кресле пошевелился, поднял упавшую к ногам трубку, встал и, пройдя к двери, повернул ключ. Вышел, рукой усадил секретаря, кивнул: «Чаю». Вернулся в кабинет, подошел к окну и отдернул тяжелую портьеру. На стене открылся гравюрный портрет всадника. «Хлюпик, — проговорил человек едва слышно. — Казнишь горстку бояр, а потом неделю каешься…»
«Ну вы-то уж, конечно, горсткой не ограничитесь, — подумал Иван. — Казнить так миллионы, а дай волю, так и всех, все человечество».
— Феноменально! Бис! — жарко зашептал на ухо Ивану знакомый елейный голосок. — Вы превзошли все ожидания! Толпа ликует! Зрители в экстазе! Что-нибудь еще! Умоляю…