Поляна, 2014 № 01 (7), февраль

Это было осенью 1993-го. Вернее, началось все весной, в мае. Я училась с каким-то восторгом, с почти нездоровой жадностью. У меня было что-то типа информационной булимии. Отучившись днем на экономфаке, я бежала на филологический, куда правдами и неправдами поступила параллельно на вечерний. Подрабатывала переводами, преподавала математику, литературу, русский и английский какому-то малиновопиджачному пятнадцатилетнему балбесу, собиравшемуся поступать на экономфак. Балбес называл романы «романсами», косинус — «консенсусом» и так далее. Еще я успела написать за хорошие деньги четыре экономических диплома. В общем, жизнь развивалась бурно.

И с преподами мне повезло. Интересные люди. Встречались, конечно, и халтурщики. Но даже халтурщики по-своему были яркими людьми. Один из них, помню, филфаковский литературовед, говорил, что оценка на экзамене должна строго соответствовать размеру бюста…

На майские наша группа собралась на вечеринку. На пикник. У Сени Вайзенштока на даче. Сенина дача, вернее, дача его родителей, располагалась в Валентиновке, которую Сеня упорно называл Палестиновкой.

Вообще Сеня Вайзеншток — интересный персонаж. Я его часто вспоминала в последние годы. Знакомился Сеня так.

— Рад новому контакту. Антисемит Вайзеншток.

Иногда «антисемита» он менял на «жидофоба».

Стопроцентный еврей, умный особым, скорбно-ехидным, непробиваемо-обреченно-едким умом, Сеня все время на людях играл кого-то другого, любого, только не себя. Сначала я думала, что это — баловство. Поза и дурь. Или снобизм. Затрудняюсь с определением. И он меня даже слегка раздражал: в простоте слова не скажет. Тем более что отец у него был известный и богатый человек. И Сеня, в общем-то, принадлежал к той самой золотой молодежи. Но потом мы неожиданно сдружились. И он бывал со мной откровенен, и я поняла, что Сеня — глубоко несчастный человек, вечно убегающий от себя.

— Я — типичный человек исхода, — однажды сказал он мне. — Типа Бродского. Понимаешь? Онтологический кочевник. Метафизический Вечный Жид. Как только я стану равен себе — я сдохну. Вот я и бегаю от себя. Это же пытка… Боже ж мой! И почему я еврей, а не какой-нибудь самодостаточный зулус?!.. Всех евреев, Дуся, надо срочно перебить, чтобы они не мучились. Глобальная жидовская эвтаназия. Гитлер начал это дело, но его не поняли…

— Ну, Сень, тебя куда-то не туда занесло… — попыталась возразить я.

— Все туда. Русских гоев, включая тебя, Дуся, тоже надо, кстати, перебить, чтоб не страдали. Из чистого человеколюбия. В принципе, русские — такие же жиды. Федор Михайлович этот ваш… Василий Макарыч… Александр Сергеевич… Андрей Платонович… Все им чего-то надо. Инфаркты, дуэли, эпилепсии, циррозы… Жуть во мраке. Некошерный хаос. Совершенно некошерный. Всех русских и евреев надо отправить в газовые камеры и заселить Израиль и Сибирь немцами и китайцами. Пусть эти толстомордые немцы и перепончатые китайцы с безмятежной улыбкой вглядываются в эти свои желтолицые Дао и тевтонские Абсолюты, занимаются в фитнесах ушу и живут по двести лет. Это ж и будет их фашистско-даосское счастье. Это же ж и будет прекрасное далеко! Но!.. как там сказал этот ваш нытик и картежник? «Жаль только, жить в эту пору прекрасную…». Нет, я, Сеня Вайзеншток, видел это желто-розовое счастье знаешь где?.. У хрюшки в анусе. Нет, Дуся. Я еще немножко подергаюсь и гордо остопырюсь. Как там у вашего эфиопского масая?.. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…».