Поляна № 1(1), август 2012

Через много лет, окончив консерваторию по классу гобоя, Катя уехала в Америку. А недавно, когда умерла моя мама, прислала мне письмо: «Марина, очень жаль, что не стало тети Томы, я помню вас. Если сможешь, приезжай ко мне в гости. Будем петь, пить и вспоминать наш дом и твою маму».

Вилма

Возможно, редкое, красивое имя, возможно, неспешное, пышное, даже роскошное тело, а может быть, просто воспитание, не позволяли ей носиться и быть «своим парнем» в рядах дворовой детворы.

Она всегда была взрослой и смотрела на наши шалости с тихой улыбкой.

Ей было всего тринадцать лет, когда Паша, студент из пединститута из четвертой квартиры, начал за ней ухаживать.

Каждый вечер можно было встретить их, прогуливающимися вокруг нашего дома. Надо сказать, что и наш, и соседние дома просто утопали в зелени. Вишневые, яблоневые, абрикосовые деревья весной пьянили ароматом цветов, осенью – плодов. Сирень, жасмин и акация дополняли гармонию запахов своею нежной цветовой гаммой. Золотые шары, мальва, георгины и гладиолусы превращали городскую окраину в романтичный, немного взъерошенный и запущенный сад.

Не было места лучше для прогулок влюбленных пар любого возраста.

Тусклый лампочки свет,

Плечи шалью широкой укутаны,

Воздух резкий, осенний,

Наши пальцы так горестно спутаны.

Семь часов до беды…

Мы её, словно птицы, услышали.

Нам сочувствует сад,

Чуть кивая озябшими вишнями.

Ангел мой, ты живи!

А клаксон всё гудит, надрывается.

Как легко на земле

Миг любви, не начавшись, кончается!

Паша погиб от ран, которые получил, служа после института на полуострове Даманский, у китайской границы.

А Вилма окончила политехнический институт, стала инженером, взяла на воспитание мальчика. Я видела ее лет пять назад. Ее лицо все так же озарено.

Когда от мыслей ночь бессонна,

Берут сомненья, гложет страх,

Мне светит юная Мадонна

С младенцем нежным на руках.

Глаза горящие бездонны,

Их свет не потускнел в веках!

Благословенна будь, Мадонна,

С младенцем в трепетных руках.

Оксана

Игры наши были не всегда безобидны. Иногда они наносили существенный урон семье. Как-то Оксана, начитавшись Стивенсона, предложила искать клады.

Вооружившись лопатками и ножами, мы вышли на пустырь за микрорайоном и стали копать. Копали почти весь день. Ничего не нашли. Иногда попадались какие-то кости. Самой значительной находкой была ржавая ложка. Радости никакой.

Сам процесс был, конечно, интересным, но хотелось драгоценностей.

Тогда Оксана предложила взять их дома, зарыть, а потом выкопать и обрадоваться.

Так мы и сделали. Вернее, наполовину так. Оксана сказала, что драгоценности ее мама прячет в шкаф под замок. Поэтому их надо взять у меня.

А у меня мамина шкатулка стояла на низком серванте открытой. В этой шкатулке лежала чешская бижутерия. Блестящая, красивая, но ничего не стоящая.

Среди стекляшек, завернутая в тряпочку, лежала прапрабабушкина брошь. Это была по-настоящему ценная брошь. Моя бабушка, когда их в двадцать четыре часа высылали из Крыма и не разрешили ничего взять с собой, все же схватила ее и провезла через многие лишения. Но тогда, в свои семь лет, я еще ничего не знала.

Это была золотая веточка с листочками и ягодками-изумрудами. Всего их было штук девять. Но два камешка отсутствовали. И, покопавшись в «драгоценностях», я решила, что эта брошь самая плохая, раз в ней пустые глазки. И меня не наругают, если я ее возьму.

Прихватив еще парочку не очень ценных бусинок, мы отправились на пустырь.

Там мы благополучно закопали «клад» и довольные пошли домой в надежде завтра выкопать его.

Но, видимо, уже тогда я обладала предчувствием. Мне было как-то не по себе, и вечером я сказала бабушке:

– А правда хорошая игра в клад?

– Какой клад? – насторожилась бабушка.

– Ну, я взяла из шкатулки кое-что, закопала, а завтра мы с Оксаной выкопаем.

– Это что же именно ты взяла?

– Да сломанную брошку какую-то. И три бусинки.

Нет слов, как расстроилась бабушка. Мы с ней часа два копались на пустыре, пытаясь найти наш клад. Но безуспешно.

Тогда я впервые ощутила вину и боль настоящей потери, как-то сразу поняв ценность брошки для бабушки. И для меня.

А причем здесь Оксана? Просто позже я увидела эту брошь на блузке ее мамы. Но изумруды были вставлены. Я не решилась рассказать об этом бабушке…

Гуля

Мама Гули работала товароведом в ЦУМе. Эта должность считалась очень значимой. Раньше красивых товаров было мало, в основном отечественного производства. Поэтому человек, который имел доступ к лучшим, импортным товарам, был в большом почете.