Поляна № 2(2), ноябрь 2012

Татьяна Виноградова. Август в Коктебеле [19]

…звёзды редко плачут,

но всегда – при встречах.

Р. М. Рильке

Марине

Медлительно ласкают волны берег,

а между всплесками – такая тишина…

И поздний август с щедростью прощальной

все звёзды лета по небу рассыпал,

и в целом мире

сейчас реально лишь дыханье моря:

чуть слышный шелест волн, песка шуршанье

и белой пены призрачный узор.

…А рядом

сухие травы пахнут степью

и вечностью.

И кажется, сейчас из этого всего, —

небес и моря, трав земных и предосенней грусти, —

возникнет музыка.

И, быть может, даже счастие

не так уж далеко:

лишь руку протяни,

и на ладони тихо зазвенит

упавшая звезда.

– Но нет тебя, мой друг, со мною!

1984, 2012

Они отнимают небо

Они отнимают небо

у ветра и птичьих криков,

у веток и лунного света,

у ангелов и у меня.

Они отнимают небо,

возводя Вавилонские башни

из нефтяных радуг

и разбитых зеркал.

Они отнимают небо,

вздымая фаллосы власти,

вознося купола-пустоцветы

железобетонных молитв.

Но долго они не протянут.

Разверзнутся автостоянки,

вострубит последний ангел,

и кончится Эра Зла.

Зверь выползет из Мавзолея,

а небо вернётся на небо,

и добрый апостол гаркнет:

«Welcome to heaven, братва! »

Андрей Саломатов. Боец Железного миллиарда Фантастический рассказ

1

Поезд отходил в шесть сорок пять вечера. Когда я выскочил из метро, до отправления оставалось несколько минут, а я еще не знал, с какой платформы уезжаю. Духота стояла страшная. Все окна в здании вокзала были раскрыты. Заглушая сообщения диспетчера, откуда-то неслась песня: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже». По привокзальной площади стелился сизый дым, пахнущий луком и прогорклым маслом. Народу на перронах было много. От суеты рябило в глазах. Торговцы дорожной мелочью в этом вокзальном бедламе забывали, у кого взяли деньги и кому что продали. Из-за этого иногда возникали короткие перепалки. Между пассажирами бродили разомлевшие от духоты карманники и алкаши с разбитыми одутловатыми лицами. Вокзальные проститутки жались к стенам и неуверенно зазывали глазами. Встретившись с кем-нибудь взглядом, они мгновенно оценивали свои шансы и опускали голову.

Пробиваться через толпу было истинным мучением. Приходилось обходить не только людей, но и целые архипелаги чемоданов, челночных баулов и картонных коробок. Преодолевать это столпотворение можно было только с черепашьей скоростью, и все равно в спину то и дело неслись возмущенные крики: «Куда прешь?! Осторожней!»

До своего вагона я добрался за полминуты до отправки поезда. Проводник придирчиво осмотрел билет, глянул мне в лицо и кивком разрешил войти, но мне пришлось посторониться. Навстречу сошли два замызганных санитара с брезентовыми носилками. Они торопились покинуть поезд и едва не сбили меня с ног. При виде этих транспортировщиков калек, я понял, что клиент на месте, и, наконец, позволил себе расслабиться.

В нос ударил знакомый, неистребимый аромат плацкартного вагона. Жара десятикратно усиливала запах, а вскоре я почувствовал и его вкус. Он был солоноватым, жирным и одновременно приторным, как вокзальный пирожок с мясом.

Пассажиры энергично распихивали вещи по полкам. Оранжевый тусклый свет отражался в мокрых, разгоряченных лицах, размывал черты, что делало людей похожими друг на друга. Казалось, в вагоне собралась одна большая дружная семья. Для полной иллюзии не хватало деятельного отца семейства, распорядителя прайда – властного и крикливого.

Чтобы не мешать, я остался в тамбуре и закурил.