Вышли из-за деревьев абреки, открыли кабины грузовиков, убедились, что мертвы солдаты. Молодой араб, приехавший сражаться с неверными, выстрелил каждому в голову, словно боялся и мертвых русских. «Экий храбрец, – подумал чеченец Садо. – Ему бы только в мертвых стрелять, да мальчишкам головы резать… Чужак чужаком и останется…»
Вдруг из горящей машины, где уж думали нет никого в живых, из люка возле башни, словно черная змея поднялось дуло автомата, глянуло по сторонам и сыпануло свинцовым градом вокруг. Упал, как подкошенный молодой араб, фонтаном брызнула кровь из руки другого, схватился за голову третий, кровь заструилась между пальцев. Остальные попрятались за деревьями.
Нет больше гранат у воинов Аллаха, нечем взять хитрого русского. Не подпускает к машине, бьет очередями. Одна возможность – стрелять по автомату, чтобы выбить из рук.
Лежат раненые абреки, не шевелится молодой араб. «Кто им поможет, если у этого русского много патронов? – думает Садо. – Так, глядишь, и вертолетов дождемся. Уходить надо…»
– Эй, русский! – кричит Садо. – Сдавайся, не тронем. Отпустим! Стреляет в ответ сержант Караваев. «Как же, – думает, – кто верит чеченцу – сам себе враг! Это мы знаем. Вылезу, отрежут голову…» Плохо одно: чтобы стрелять, надо автомат из люка высунуть, часть руки до локтя и другой – кисть.
О том же думал чеченец Садо. И когда вновь показался автомат из люка, прицелился он и попал, как в былые времена попадал в глаз белки. Прекратилась стрельба. Тотчас вскочил на броню один из бандитов, но вскрикнул и покатился на землю. Штык-нож вонзил ему в ногу Караваев, но и сам был ранен чеченской пулей.
Подкрались еще трое абреков… закололи бойца. Выволокли тело и бросили на траву. С перекошенными лицами стояли они над ним. Вдруг захлопало, затрещало в вышине. Огненный дождь хлынул с небес…
– Аллах акбар, – прошептал Садо. – Хорошо воевать с храбрым и принять смерть от сильного. Добрую память оставит о себе выбравший такого врага…Осада
На городском рынке, где можно было найти все, от семечек до оружия, между рядов баранины и хлеба, хурмы, винограда, армейских комбинезонов и черных кавказских бурок кто-то потянул Казакова за рукав.
– Хлопчик, а хлопчик… – прошептала сгорбленная старуха из местных богомолок, тех, что выспрашивали у приходского батюшки: уезжать им аль как? – и, получив ответ: останьтесь и спасетесь, доживали жизнь в ожидании не простой смерти, а лихой погибели… Прежнего священника прошлым годом увезли в горы. Подкараулили возле дома, посадили в машину и увезли… Позже в церковь подкинули фотографию: священник лежал в яме, обезображенный и страшный. Нового священника, отца Михаила, охраняли чеченские милиционеры и однажды отбили его у бандитов. Но приход обеднел, платить за охрану стало нечем, многие прихожане разъехались, а те, что остались, – ждали беды. Сам отец Михаил, несмотря на малую паству, служил, полагаясь на волю божью…
– Хлопчик, – бормотала старуха, – ты передай своим, что у нас бандиты по дому шастают. Дом-та пустой… Усе разъехались. Так, ежели взрывать хотят, так акромя нас с сестрой некого… Тут адрес наш записан, – добавила она, сунув ему в руку клочок бумаги, и засеменила прочь.