Поляна №3 (9), август 2014

Мне снился лев с раскрытой книгой,

Канала плавный поворот,

Дворцы в колеблющихся бликах

На стенах отражённых вод.

И мне приветственно кивали

Фигуры в масках и плащах.

Струилась розовая Фрари [1]

В жемчужно-лунных облаках…

И тень опального поэта

Из дальней северной страны

Скользила в лабиринтах света

В пределы вечной тишины.

И день, и ночь – здесь всё смешалось,

Сплелись в таинственный клубок

И жизнь, и смерть, и блуд, и шалость,

Любовь и гений, дьявол, Бог.

И ка́мней гулких не касаясь,

У сновиденья на руках

Парю, в каналах отражаясь —

Венецианских зеркалах,

Где мреет тусклый, серебристый,

И призрачно-неверный свет,

И исчезающий, и мглистый…

Сольюсь с ним – и сойду на нет…

Спит голубиная столица.

На древней башне бой часов,

И стрелок их седые спицы

Вращают жизни колесо.

Олег Солдатов

Дневник писателя, или Как стать маньяком (Окончание)

На юбилее «Наших сетей» в мраморном зале академии собралось человек двадцать. Сначала поэты читали по бумажкам свои стихи, потом так же нудно читали свои рассказы прозаики. Как обычно бывает, разгорелся спор о том, что же выше – поэзия или проза? И как обычно чуть не дошло до драки. Прозаики кивали на Льва Толстого, поэты на божественное вдохновение. Для примирения устремились к накрытым столам с вином и закусками. Страсти поутихли, на лица литераторов постепенно снизошла благодать.

– Я ничего не хочу! – доказывал высокий белоглавый литератор маленькой поэтессе, смотрящей на него снизу вверх, как лилипут на останкинскую телебашню. – Раньше я чего-то хотел… Мечтал… Добивался! А сейчас – ничего. Я мечтал иметь свой разворот в Литературке. Весь разворот – только я. И вот, когда я его получил, я уже не хотел этого. Меня это не греет. Мне это не нужно. Я к этому равнодушен…

Литераторы помоложе, закусывая в сторонке, вели революционные беседы на окололитературные темы.

– Все следует поменять! – доказывал белозубый кавказец журналист Цимбаладзе маленькому сучковатому и беззубому литератору Чернопоромову. – Все, решительно и кардинально! Им уже ничего не нужно! У них все есть. Главное для них, это не потерять завоеванные места. На литературу им плевать! Никому, кто бы мог их потеснить, они и вздохнуть не дадут. Они его удавят! Удавят! (Ему понравилось это слово, и он повторил его еще раз.) Удавят!..

Сучковатый Чернопоромов кивал лысоватой головой, хитро щурился, мол, меня не удавишь, я сам кого хошь, – и соглашался, приговаривая:

– Непременно… непременно…

Один осоловелый литератор что-то говорил быстро и тихо себе под нос, стараясь при этом приблизить свои губы к моим словно собирался поцеловать.

– Ты Оран-Гутангина читал? – пробубнил он заплетающимся языком.

– Нет, – я решительно пресекал его попытки прислониться ко мне вплотную. – Мне больше нравится Достоевский.

– Ну, это одно и то же, – доверительно сообщил он. – Ты вообще, что пишешь?

– Все пишу, – сказал я, мечтая отвязаться.

– Ну, принеси… я почитаю, – пробубнил он и сунул мне визитную карточку.