«Двумирность», «амбивалентность» стыда очень наглядно проявляется в, казалось бы, оксюмороне «сгорать со стыда». Чисто физиологическая реакция «сгорающего со стыда» человека (в состоянии стыда он краснеет, ему жарко, он потеет и т. д.) – это есть не что иное, как защита от адского холода, замерзания мира, «льда бездушия». Герои Достоевского, Толстого и многих других русских классиков постоянно «краснеют» от стыда. И при этом они – прекрасны (т. е. «красны»), особенно девушки у того же Тургенева или Бунина. Отрицательные герои русской классики не умеют краснеть.
Стыд есть Жизнь. Это глубоко «динамичное» явление, в отличие от «статики» Смерти. Отсюда – богатейшее словообразование с этим корнем, в том числе и, что особенно показательно, глагольное: «пристыдить», «застыдить», «устыдиться» и т. д.
Кроме того, будучи глубоко «личным» состоянием, «стыд» – нечто вселенское, космическое, универсальное. Лингвистам известно, что самые сокровенные мысли и чувства русский выражает в безличной форме, как бы апеллируя к Высшим Сферам: «мне хочется», «мне грустно» и т. д. Отсюда же – «мне совестно» и «мне стыдно».
Корень «стыд» продолжает быть глубоко, как бы сказал Андрей Платонов, «сокровенным» русским корнем, т. е. «скрытым», «потаенным». Судьба в значительной мере уберегла его от семантической девальвации: в СМИ, наиболее уязвимой для «сокровенных смыслов» сфере, это слово встречается лишь эпизодически, а в обиходно-бытовой речи оно продолжает сохранять роль каждодневного регулятора отношений между людьми. А люди – они всегда люди.
Любовь и Ненависть
Никто никогда не сможет однозначно ответить на вопрос, что такое «любовь» и «ненависть».
Это т. н. пансемантичные слова. Вроде слова «а» в русском языке. Его можно интонационно оформить более чем тысячей способов – и значение будет совершенно разным.
В индоевропейских языках общая «идея любви» могла соотноситься с тысячами совершенно разнородных понятий: пуп, гармония, небо, луна, опасность, ноль, пустота, грыжа, милый, бездна, музыка, серна, дерево, корова, туман, безумие, говорить, яма, затмение, ночь, овраг, прославление и т. д. и т. д.
Известно множество «классификаций» любви, богов и богинь любви и философских концепций любви.
Разноголосица полная. Можно сказать, какофония.
Но в этой кажущейся какофонии, тем не менее, есть своя доминанта.
Корень «люб» (в других языках – lub, lav, lob, louf, lib, lap и т. д.) несет в себе, при всем разнообразии смысловых оттенков, идею направленности изнутри «вовне», центробежного вектора, «открытости» к чему-либо, готовности к чему-либо, будь то желание, тяга, жажда, склонность, надежда, познание, восхваление, или вера (все эти значения очень частотны в разных языках).
«Любить» – значит быть открытым миру, «зрячим», быть готовым слиться с ним. Будь то женщина, философия, друг, родина или «три апельсина». Отсюда – «любопытство», «любомудрие», «любование», «любезность» и т. д.
Русское слово «ненависть», всегдашний антоним («двойник-антипод») «любви», – это отрицательная форма слова «навидеть», которое было утрачено уже в далекой древности. Но «навидеть» происходит от «видеть», которое, в свою очередь, – однокоренное с «ведать», т. е. знать.
То есть ненавидеть – значит не видеть мира, быть слепым, «закрытым» и, следовательно, не знать его. А любить – значит видеть мир (быть «зрячим», открытым) и знать мир, «любоваться» им.
Греческое «эрос», индийское «кама», китайское «жень» – все это активное «любомирие».
Кстати, и ныне столь «страшный» арабско-исламский «джихад» – тоже. «Джихад» – это прямое стремление к чему-либо. Существует «джихад сердца» (стремление к добру), «джихад языка» (стремление говорить только хорошо) и «джихад руки» (стремление делать только хорошее). Самый последний и наименее важный «джихад» – «джихад меча», т. е. в случае необходимости отстаивать добро силой («добро должно быть с кулаками»). Но все «зациклились» на мече.
С «любовью» в современном мире та же история, что и с «джихадом»: Любовь преимущественно мыслится максимально сужено – как секс. Обычная история, т. н. семантическая синекдоха (одна из ее разновидностей), когда часть подменяет целое. И далее: эта «часть» совсем перестает быть связанной с «целым». Любовь понимается как физиологическое удовлетворение желания, хотя это уже не имеет никакого отношения к любви. Так же как любовь к земле не имеет никакого отношения к ограждению своих шести соток двухметровым забором.
Заметим: «ненависть» как (исконно) замкнутость, слепота и незнание превратилось в современном языке в «чувство сильной вражды, злобы»
(С. Ожегов). Когда человек говорит «ненавижу» – он признается в том, что не видит и не знает объекта своей ненависти. Он словно бы закрывает глаза и затыкает уши. Он становится страусом, зарывающим голову в песок. Признается в своей полной несостоятельности.
Не надо употреблять слово «ненавидеть» в форме первого лица единственного числа.