Показательна и мощная грамматическая, синтаксическая «востребованность» корня: он выступает и как предлог («благодаря»), и как союз («благо», «благодаря тому что»). Если знаменательный корень выходит в сферу служебных частей речи – это говорит о его глубокой укорененности в языковом сознании. Это значит, что он – некая «несущая ментальная конструкция».
Корень «благо», при всей своей «солидной» этимологии и церковнославянской «священности» («благовест»), тем не менее, невероятно «современный» корень. Дело в том, что он «мирно» нейтрализует в себе идеальное и материальное, духовное и прагматическое, причем без всякого ущерба тому или другому смысловому «полюсу».
Корень «благ» – это и «благоговеть перед гением» и «материальные блага», и «благоволение» и «благополучие», и «благоразумие» и «отблагодарить тринадцатой зарплатой». Достаток (благополучие), удобство (благоустройство), разумность (благоразумие), душевная отзывчивость, открытость (благодарность), красота (благовидность), гармоничность (благозвучие) и т. д. – все эти качества мирно сосуществуют в этом корне.
В этом смысле слово «благо» – словно бы модель идеального устройства мира, счастливого «белого света». Оно – воплощение извечной мечты человечества о гармонии и справедливости.
Болезнь
Корень «боль» тысячу лет назад в древнерусском языке означал «больной», несколько позже стал означать «болезнь». Само же слово «болезнь» появилось еще позже. Точная дата его появления неизвестна, но слово это относительно молодое.
Можно сказать, что развитию слова «болезнь» «тон» задали сначала медики, а потом, уже в XIX веке, а особенно – в XX – политики, социологи, экономисты.
Наши далекие предки, ничего не знавшие о медицине, говорили «хворь», «хвороба», «недуг», «болесть», «боля». Насчет болезни они выражались вроде бы общо, но, вместе с тем, метко: «болезнь и поросенка не красит», «не всякая болезнь к смерти» и т. п.
«Боль» и «болезнь» всегда мыслились и как физическое нездоровье, и как нравственный недуг, и как некая беда, напасть («в нашей волости лихие болести» – беды, например, неурожай, падеж скота).
Если рассматривать древнейшую этимологию этого корня, то мы увидим, что в целом «боль» («bal», «bol», «bol») в индоевропейских языках есть по сути синоним зла. «Боль» – это бедствие, пагуба, злость, несчастье, мучение, ехидство, гибель, уничтожение, вред. И все это касается и человеческого тела, и человеческой души, и общества, и природы, и мира в целом.
Слова «боль», «болеть», «болезнь» – очень синтетические (вернее, синкретические, то есть выступающие в первоначальном, исконном единстве, неразрывной связи) и мудрые. Они говорят нам о теснейшей взаимосвязи физического и духовного, личного и общественного, единичного и общего, «микрокосма» и «макрокосма». А еще, как это ни странно, слова эти очень оптимистичны. Ведь болезни лечатся: «не всякая болезнь к смерти».
В XIX веке в моде были естественные науки, прежде всего – биология, физиология, затем – психология, и люди стали говорить о физических болезнях и нашли их тысячи и тысячи. И были найдены тысячи и тысячи способов излечить болезни. Но почему-то чем успешнее лечились болезни, тем больше их возникало.
И тогда же, в XIX веке, особенно во второй его половине стали активно развиваться социальные науки. И люди активно заговорили о социально-экономических болезнях, которые необходимо лечить. Но лечить их оказалось очень трудно, пожалуй, еще труднее, чем физические.
И на протяжении всей истории человечества настойчиво звучала мысль о том, что корень зла – нравственные, духовные болезни. И шли бесконечные философские и религиозные диспуты и бесконечные идеологические и религиозные войны. А общества продолжали быть духовно больными.
Получается, что медики, психологи, социологи, экономисты, богословы, философы и т. д. и т. п. понимают слово «болезнь» по-разному. И каждый лечит свое.
А может быть, это синкретично-мудро-оптимистичное слово уже само по себе – универсальное лекарство и панацея от всех болезней? Надо только правильно его прочитать…
Деньги
Слово «деньги» – очень непростое. И, кроме того, в нем много если не мистического, то уж точно – символического.
Возьмем, к примеру, его этимологию.
Принято считать, что они заимствованы русским языком из языков тюркских. Действительно, оно есть в татарском, казахском, башкирском и многих других языках тюркских (и не только!) народов Евразии.
Но его нет в древнетюркских языках. Значит, оно для тюрок тоже заимствованное. И есть версия, что как раз наоборот – тюрки заимствовали его у восточных славян. И эта версия имеет полное право на существование.
С другой стороны, слово «деньги» из славянских языков только в русском. Даже у белорусов и украинцев – «гроши». Зато корень слова «деньги» присутствует, например, в староперсидском. Может быть, и у русских, и у тюрок оно – оттуда?
В общем – детективная история. Уравнение с несколькими неизвестными.
Но есть совершенно конкретный факт: у огромного количества неславянских народов, населяющих Россию и т. н. ближнее зарубежье, есть это слово.