Поляна №4 (6), ноябрь 2013

«В 2001 году вопрос о полетах в Антарктиду встал очень остро. Авиация к тому времени уже десять лет не летала на этот континент. Это очень большой перерыв, и перед нами стояла задача возобновить полеты.

В декабре 2001 года на самолете ИЛ-76 я вылетел из Кейптауна (это самая южная точка на африканском континенте) на аэродром Новолазоревское, который находится рядом с нашей станцией в Антарктиде.

Чтобы вы представили этот аэродром – это единственная ледовая полоса, подготовленная для посадки такого тяжелого самолета, как ИЛ-76. С тех пор мы и летаем туда, завозим полярникам топливо, продукты, медикаменты и все жизненно необходимое для работы в суровых условиях.

Такие полеты всегда опасны из-за непредсказуемой погоды. Порой подлетаешь, а садиться некуда, нет видимости. Кроме того, они имеют свою специфику – за самолетами не следят локаторы, нет систем, обеспечивающих безопасность полетов. Диспетчер дает информацию только о скорости ветра, температуре воздуха и атмосферном давлении. Вся ответственность лежит на командире самолета, который принимает решение при экстремальных ситуациях, возникающих очень часто.

Года три назад я познакомился со специалистами из фирмы “Спектр”. Они сделали спутниковую систему, которая позволяет самолету идти на посадку в облаках при плохой видимости.

Мне захотелось опробовать эту программу. Дооборудовали самолет. Оборудование устанавливается на самолете и на земле – два раскладных чемоданчика с антеннами. Посадили диспетчера в Новолазаревском, чтобы он контролировал работу системы на земле. Два штурмана со мной летят, один приготовился вести видеосъемку. Система-то впервые испытывалась.

И вот подлетаем к Новолазаревскому.

Я закрываю шторку со своей стороны, имитируя сгущение облаков. Второй летчик смотрит как обычно – для подстраховки. Заходим на посадку, снижаюсь до 60 метров. Открываю шторку – полоса по курсу, как надо. Отлично!

Без такой системы при отсутствии видимости у нас был “рубеж возврата”: не долетая километров 400 до аэродрома, связывались с диспетчером, узнавали погоду и принимали решение – лететь дальше или возвращаться, потому что если выйдешь ближе к аэродрому, а он закрыт облаками, то на обратный путь топлива не хватит. Так что эта система нас здорово выручает, хотя мне, слава богу, возвращаться не приходилось ни разу.

Расскажу еще об одном испытании.

У нас в Антарктиде одиннадцать станций. Мы в Новолазоревское привозим груз для всех, а они уже на маленьких турбовинтовых самолетах развозят по своим станциям. Но есть станция на высоте 3500 метров, где полярники, двенадцать человек – бурильщики, гляциологи, синоптики, живут под снегом. Под снежным покровом вырыты ходы и на глубине трех-четырех метров находятся домики, комнаты в которых обогреваются и освещаются движками, работающими на солярке.

Лето в Южном полушарии начинается в конце ноября. Декабрь, январь, февраль – антарктическое лето с температурой -35°-36°. Зимой температура часто снижается до -80°. В 1986 году там был зафиксирован рекорд самой низкой температуры на Земле -89,3°.

Поэтому горючее для полярников – это жизнь.

А как оно доставлялось? На станцию Мирный, на восточном побережье Антарктиды, приходил корабль, выгружал бочки с соляркой, их грузили на сани, и дальше санно-тракторным путем обоз тащился на расстояние в 1400 километров. Поход этот занимал 45 дней. По дороге трактора ломались, их бросали, и из 115 тонн горючего довозили едва половину.

Стоял вопрос – что делать?

Я предложил метод десантирования. Коллеги в Москве засомневались, возможно ли. Я говорю – возможно, а почему нет? Давайте попробуем.

Выхожу на наших десантников-парашютистов и начинаем с ними эксперимент. Они ставят на платформу с парашютной системой четыре бочки.

Я им говорю: “Маловато, рассмотрите вариант с большим количеством бочек”. Они возражают – так никто не делал, вес очень большой. А я: “Мало ли, что никто не делал. А мы сделаем”. Через месяц едем с главным конструктором ильюшинской фирмы в Киржач. Там у ребят вышка, на высоте около девяти с половиной метров стоит платформа с шестью бочками и с системой амортизации, рассчитанной так, чтобы от удара при падении на бетон бочки остались целыми.

Бросили. В бочках был даже не керосин, а вода, она тяжелее. Хлопнулось все о бетон – бочки целы. Эксперимент удался. А нам бросать придется даже не на бетон, а на снег. Это же спасение для людей.

И вот в начале декабря 2005 года я забираю эти парашютные системы, платформы, пять человек парашютистов-десантников, и мы летим в Кейптаун. Бочки туда привезли кораблем, и, пока я делал два рейса из Кейптауна в Новолазаревское и обратно, ребята подготовили 28 платформ по шесть бочек на каждой. Мы их погрузили в самолет и вылетели в Антарктиду на аэродром Новолазоревское, а оттуда уже в центр Антарктиды.