Поляне

— Не печалься, друже. Сколько смогу, дам тебе зерна. Чем богаты, тем и рады. А буду я в нужде — к тебе приду. Нам, небогатым, помогать друг другу надобно. Тогда и Дажбог нам поможет… А с княжьим родом не спорь, про волчью правду помни.

3. Двое под старой липой

Нелегко было Щеку править без Кия. Да никуда не денешься — правил, как сам разумел. Вроде бы разумом боги не обидели. Но только — так полагал Щек — одна голова хороша, а две и того лучше. Старший брат иначе мыслил. Кто прав из них? Что ж, рано или поздно воротится ведь князь к своим Горам — Щек верил в это, хотя иные изверились, — пускай тогда и княжит по своему разумению. А Щек покамест будет делать свое дело как сумеет.

Чтобы в деле том своем, столь непростом, не оплошать, нередко держал он совет с седыми старейшинами, не раз собирал на Майдане сходку, которую Кий явно терпеть не мог. Прислушивался Щек и к мудрым волхвам, ведавшим многое такое, что всем прочим неведомо.

И был еще один советник у Щека, быть может — самый близкий, самый незаменимый. Таким советником — для самого нежданно-негаданно и не вдруг, а день ото дня все более, — оказалась сестра его Лыбедь. Дивился Щек немалому ее разуму — хоть самого боярина Горазда за пояс бы заткнула, будь тот ныне на Днепре, а не на Истре… Видел и ведал Щек, что не только разумом богата сестра, но к тому же тверда в суждениях, иному мужу не уступит. И при всем при том душа ее оставалась по-девичьи чуткой, незлобивой — никогда не сомневался Щек, что злого, неправого дела Лыбедь не посоветует, более того — сама остережет. В том еще раз убедился, когда поведал ей про хлебороба с берега Десны, у которого хмельные дружинники поле потоптали.

— Послушать тебя, брат, — сказала Лыбедь, — вроде твоя правда. А послушать того бедолагу, то правда за ним.

— Которая же правда пересилит? — спросил Щек. — Моя или его?

Они сидели в тени старой липы, под теснящейся в безветрии листвой со снующими в ней плечами, на невеликом дворе у Лыбеди, куда Щек теперь все чаще наведывался один, без провожатых. К его двору сестра не ходила, как и к прочим братьям. Не любила толчеи и взоров досужих, не любила по великим дворам с горы на гору бродить. Горда была, едва не сверх меры. Щека принимала у себя не таясь: как-никак брат он ей — здесь никто дурного не помыслит, слова облыжного не обронит. Беседовать с ним ей было любо. Хотя и был Щек на два лета молодше, а в разговоре с ним Лыбедь той разницы не чуяла: не по летам разумен был, недаром именно на него, не на кого-либо иного, оставил старший брат Горы. И вот, который раз уже, сидят они под старой липой, молодая хозяйка потчует гостя молоком парным да ягодой лесной, болтунья-тетушка хлопочет в доме по хозяйству, тихо гудят пчелы в листве, и никто неторопливой беседе не мешает.

Здесь, в тишине и без роскоши, без суеты утомительной, отдыхал Щек душой. Лыбедь разумела сие, верно угадывала, не предлагая брату чего-либо хмельного и не забавляя особо. За такую догадливость признателен был Щек сестре, от которой уходил всегда с головой ясной и душой обновленной, готовый к новым многим делам и заботам, которых — хоть отбавляй, когда властвуешь вместо князя над всем племенем полянским.

— Так чья же правда пересилит? — переспросил он, не дождавшись ответа сестры.

— На сей раз твоя пересилила, — ответила та наконец. — Но не оттого что сама твоя правда сильнее, чем правда того смерда, нет. А оттого, брат мой, что сам ты сейчас сильнее, чем тот. У тебя вон шапка в меху собольем. А у того, поди, колпак из старой козы? У тебя — пряжка золотая заморская, а у смерда — медная, не потрешь песком, то не заблестит. При тебе — дружина, сотни мечей. А у того? Только и железа, что наральник…

— Ну не скажи, — не согласился Щек. — И у смердов боевое железо водится. Есть у них и копья, и луки со стрелами… От гультяев отбиваться, на рать за воеводами ходить. Не скажи…

— Скажу! — Лыбедь нахмурилась, не ведая, что хороша во гневе, и не замечая, что брат залюбовался ею. — Хочешь — внимай, не хочешь — не неволю, а скажу. Сравнил же ты! У мелкой пташки клювик имеется, и у ворона есть свой клюв. Чей пересилит? Всегда ли смерд от гультяев отобьется? Сам ведаешь, как оно бывает. А к тебе гультяи и близко не подойдут, ибо не дурни они, разумеют, что ты — на горе, за частоколом дубовым, да гридней полон дом… Так мало ли забот у смерда — и хлеб вырастить, и скотину выпасти, и от гультяев упастись…

— Мне бы его заботы! — проворчал Щек. — Я с его заботами управлюсь не хуже. И за ралом пройти сумею, и с косой по полю, и от гультяев отобьюсь, сама ведаешь, каков я есть… А с моими нынешними заботами управится тот смерд? Поглядел бы я…

— Что ж, позови его да погляди. Может, и управится.

— Управится, как же! И без того, куда ни гляну, разорение Горам. Князь мне их оставил, мне и ответ держать. А коли мне ответ держать за дела свои, то на другого я тех дел своих переложить не смею.

Последние слова Щека понравились Лыбеди, но виду не подала, лишь перестала гневаться. Негромко молвила: