Полянский. Детектив-медиум

– Так ты у нас сердцеед, – ухмыльнулся Тимофей. – А домой чего не едешь? Денег нет?

– И денег нет. Уже. Нельзя домой.

– Почему?

– Я у отца две штуки вытащил. Вернусь – убьёт! А дня через три всё равно забудет, – ссутулился подросток. – В подъезд пустите?

– Нет. Краснов, тебе что, вообще деться некуда?

Подросток отрицательно помотал головой. Полянский вздохнул и оглянулся во двор в весенних потёмках. Столько освещённых окон, поднимающихся к небу. «Пьют вино, или просто сидят…» – всплыла с задворок памяти оборванная строчка. Всегда будут те, кому не хватило вот такой тёплой комнаты с окном, где ждут и любят. Эх! Всё равно всех не обогреешь, не накормишь.… Кстати, насчёт корма! Тимофею пришла неожиданная мысль в голову, он достал телефон.

– Привет! Говорить можешь?

– Да. А ты чего на ночь глядя?

– У тебя Беляков дома?

– Не, таскается где-то. А что?

– Да тут во дворе Костик Краснов мёрзнет. Помнишь, дефективный такой жеребёнок, ты с ним на площадке ругалась?

– Как забыть! И чего ты от меня хочешь?

– Приюти, покорми? А то он от переохлаждения сдохнет тут.

– Нашёлся мне, умный, да добрый! Себе возьми, я приплачу ещё!

– К себе не могу. Я человек холостой и одинокий, меня такая акция милосердия может скомпрометировать. А тебе богоугодное дело за упокой души, Яся.

– Охренел ты на хрен, Тима! А? Погодь! У меня тут Светлана Геннадьевна.… А? Не! Да это про пацана, помните, я говорила? Ага. Алё! Тима! Она говорит, чтоб ты привёл жеребёнка. Жалостливая нашлась! Я говорю, нагадит, будете сами убираться и разгребаться!

Полянский вдруг понял, на самом деле, с этим звонком он делал ставку именно на свекровь Беляковой. Ярослава бездетна, её муж даже на стороне не успел никого завести, несмотря на многолетний разгул. Старуха-профессорша давно потеряла надежду обзавестись внуками. А тут сиротку обогреть – такая заманчивая перспектива.

Он перевёл взгляд на мальчишку, тот ведь слышал только половину разговора, и теперь выжидающе таращился прозрачными серыми глазами.

– Слушай, Костик. Вот к тому подъезду пойдёшь, позвонишь в домофон, в сто сорок восьмую. Тебя в дом пустят. Ярослава Александровна и Светлана Геннадьевна – очень хорошие люди и добрые женщины. И если хоть чем-то их обидишь, я тебя найду, наизнанку выверну, выпотрошу и высушу! Понял? Костик, ты ведь ещё не потерянный человек, я верю. Давай, катись, пока тётки не передумали!

Полянский дождался момента, когда за подростком захлопнулась входная дверь. Увидел, как на кухне у Ярославы зажегся свет. Значит, поднялся в квартиру, не остался на лестнице у батареи. Вот теперь можно и домой.

Допрос Юрия Шилова, подозреваемого в убийстве сожительницы, Кравченко начал с сильных козырей: выложил перед побелевшим автослесарем фото Натальи, уже в виде трупа в морге. Шилов стал сползать со стула, и пока Сергей с дознавателем искали нашатырь и воду, Полянский просмотрел снимки и заключение медэкспертизы. Женщина пострадала от зверя, в этом Тимофей не сомневался. Раздобыть бы ещё бумаги по январскому трупу. Кравченко говорил о двух убийствах.

– Ну, что! Юрий Михайлович! Явку с повинной пишем? – наседал полицейский.

– Я не убивал! – стонал очумевший Шилов.

– Мало, что убил! То, что она от тебя беременная была, за отягчающее обстоятельство пойдёт! И аффект ты хрен докажешь!

– Я не убивал!

Полянский вышел в коридор, перевести дух. Шилова повели в камеру. Других подозреваемых у Кравченко не было.

– Мент, невиновного закрыть хочешь, – с тихой укоризной сказал Тимофей, когда они остались в кабинете вдвоём.

– Так дело висит, а ходу никакого! Что ещё делать? Комитет дожимает, сам знаешь. Хотя, ты ж на чистой должности кормился, откуда тебе эту кухню знать.

– Зато ты в дерьме наплавался. Нашёл, чем понтоваться! – Полянский задумчиво глянул в потолок. – Слушай, мент. Потяни ещё. Я хочу покопать это дело. Есть пара мыслей. Знаю, где порыться можно. Ты мне только копию по январскому трупу сделай по-быстрому?

10.

– Здравствуйте. Вы – Раиса? Это я вам звонил.

– Да, проходите, пожалуйста! Ой! Не переобувайтесь, не надо! – высокая блёклая, измождённая женщина махнула рукой на ботинки Полянского.

Потёртый линолеум застелен потрёпанными газетами. Это должно, по идее, облегчить уборку – собрал и выбросил, но не срабатывало. Местами ободраны розоватые старые обои. В двери между кухней и коридором разбито стекло, осталась пустая рама. Затхлый запах стариковского жилья, лекарств, ветхих простыней, хлорки и мочи.

– Садитесь. Чаю хотите?

– Нет, спасибо. Я хотел переговорить с вашей матерью.

– Не знаю уж, чего добьётесь. Возраст сказывается. Она ведь на пенсии и давно болеет, вы же в курсе, – устало вздохнула Раиса.

– Она вспоминает о своей работе?

– Раньше чаще вспоминала, ведь столько лет на службе, я её и не видела почти. Теперь больше всё ругается. Не даёт ничего выбросить из комнаты. Не всегда узнаёт меня. Говорит, что я её обворовала. Иногда по ночам из дома уйти хочет. Замучалась я с ней, словами не передать, – она не договорила, прислушалась к стуку двери и шаркающим шагам.