Полярис

– Что здесь написано? – спросила я.

Алекс ввел символы в переводчик, прочел ответ и поморщился:

– «Компакт». Так шэньцзи называли свою Конфедерацию независимых государств, существовавшую в те времена. «Компакт». – Он поколебался. – Второй термин сложнее перевести. «Ночной ангел», что-то вроде этого.

– «Ночной ангел»?

– Может быть, «Ночной хранитель» или «Ангел тьмы». Думаю, это название станции.

На каждой базовой станции имелось около десятка жилых помещений для путешественников – самое подходящее место, чтобы переночевать. Можно даже впустить кого-нибудь на ночь, и об этом никто не узнает. Если корабли оснащались откидными койками, то в таких каютах вас обычно ждали настоящая кровать, один или два стула, компьютерный терминал, порой также маленький столик и ридер.

Каюты на «Ночном ангеле» располагались двумя палубами ниже центра управления – примерно в километре от него. Мы пытались найти ту, которая выглядела более или менее обжитой. Но времени прошло так много, а вещи в каютах так перемешались, что установить, жила ли погибшая в одной из них, оказалось невозможно.

В конце концов мы открыли шлюз и, забрав браслет, отправили тело в открытый космос. Не знаю, правильно ли мы поступили. Так или иначе, женщина была давно мертва и сама стала археологическим объектом. Разведка наверняка была бы рада заполучить труп, но Алекс и слышать не хотел об этом.

– Не люблю мумий, – сказал он. – Нельзя никого выставлять напоказ после смерти. И не важно, сколько лет назад человек умер.

Порой он становился сентиментальным.

Посмотрев вслед трупу, уплывавшему в космическую бездну, мы вернулись внутрь. Лучшие находки поджидали нас в одной из столовых, – к счастью, там все было надежно закреплено и поэтому неплохо сохранилось. Мы потратили два часа, собирая стаканы, тарелки и стулья, особенно те, где имелась надпись «Ночной ангел», – их можно было продать подороже. Кроме того, мы сняли пульты, выключатели и клавиатуры, на которых после тщательной очистки проступили надписи на языке шэньцзи. Мы демонтировали воздухоочистители и вентиляторы, забрали местного искина (пару серых цилиндров), водяной кран, термометр и еще сотню разных предметов. Из всех дней, проведенных на станции, этот оказался самым удачным.

Мы нашли аккуратно упакованный набор из семнадцати бокалов: на каждом был выгравирован горный орел. Один этот набор мог принести коллекционеру небольшое состояние. Еще два дня потребовалось, чтобы перетащить все на «Белль-Мари».

В честь нашего успеха Алекс прибавил мне жалованье и предложил взять себе парочку сувениров. Я выбрала несколько столовых приборов, тарелок, блюдец, чашек и немного столового серебра. Все, кроме серебра, было из дешевого пластика, но это, конечно, не имело значения.

Когда мы заполнили грузовой отсек «Белль», на станции еще кое-что оставалось – ничего особенного, но все же. Можно было слетать еще раз, но Алекс возразил:

– Оставим в дар разведке.

Порой он бывал весьма щедр, черт возьми.

– Мы и так набрали много товара, – продолжал он. – Разведка отправит остальное во все главные музеи Конфедерации. Эти экспонаты станут нашими посланцами, ведь их будут выставлять с упоминанием о «Рэйнбоу».

Когда мы отчаливали от стыковочной платформы, Алекс спросил, что я думаю по поводу умершей.

– Может, ее бросил любовник, – предположила я. – Или муж.

Алекс на меня посмотрел так странно, будто я сболтнула глупость.

Глава 2

История – собрание небольшого количества фактов и множества слухов, лжи, преувеличений и самозащиты. С течением времени становится все сложнее отделить одно от другого.

Анна Гринстайн. Потребность в империи

Базовую станцию шэньцзи мы покинули на десятый день, сразу после завтрака. На зарядку квантового двигателя ушло девять часов, и в родную систему мы вернулись к ужину. Еще два дня, понятное дело, мы добирались из точки входа в систему на Скайдек – станцию на орбите Окраины.

Я предложила созвать пресс-конференцию и объявить о нашей находке, но Алекс холодно спросил, кто, по моему мнению, туда придет.

– Все, – ответила я, искренне удивляясь тому, что он не видит смысла в максимально широкой рекламе нашего открытия.

– Чейз, никого не волнует космическая станция, которой две тысячи лет, – кроме тебя, что вполне понятно, горстки коллекционеров и, может быть, нескольких ученых. Но для обычной публики это всего лишь куча мусора.